ТЕОРІЯ КУЛЬТУРНО-ИСТОРИЧЕСКИКЪ ТИПОВЪ.

Спб., 1889 г.).

Одинъ изъ поклонниковъ книги Данилевскаго "Россія и Европа", заботливости котораго она обязана третьимъ и четвер- тымъ своими изданіями, именно Н. Н. Страховъ, называете ее "ЦЄЛЬІМЬ катехизисомъ или кодексомъ славянофильства', ибо въ ней,-говорить онъ,-последнее представлено "въ форм*Ь строгой, ясной, определенной, въ такой ТОЧНОЙ И СВЯЗНОЙ форме, въ какой едва ли существуетъ у насъ какое-нибудь другое учете" (Предиеловіе, стр. ХХШ и XXIV). Не съ этой стороны пред- полагаемъ мы разобрать на следующихъ страницахъ книгу Данилевскаго: есть у нея и другая сторона, которая можетъ заинтересовать людей, и не нуждающихся въ сведеніи основъ сла- вянофильскаго ученія въ катехизисъ или кодексъ. Книга Данилевскаго,-говорить почтенный издатель,-содержитъ въ себе новый взглядъ на всю исторію человечества, новую теорію Всеобщей исторіи. Это,-продолжаетъ онъ,-не публицистическое сочиненіе, котораго вся занимательность заимствуется изъ ИЗВЄ- стныхъ практическихъ интересовъ: этот-сочиненіе строго-научное, ИМЄЮЩЄЄ добыть истину относительно основныхъ началъ, на которыхъ должна строиться наука исторіи (стр. XXVI). По МНЄНІЮ г. Страхова, "переворота, который "Россія и Европа" стремится внести въ науку исторіи, подобенъ внесенію естественной системы въ науки, гдЄ господствовала система искусственная" (стр. XXVIQ. Къ новому изданію книги Данилевскаго приложена большая статья (изъ "Рус. ВЄСТН." за 1888 г.) проф. К. Н. Бестужева- Рюмина, который также очень высоко ставить чисто-научную сторону сочиненія. Наприм., по его словамъ, это-"замечательнейшая изъ ВСЄХЬ русскихъ книгъ последняго времени, а, МО- жетъ быть, даже и не одного ПОСЛЄДНЯГО... Каждое перечитыва- ніе ея открываетъ въ ней новыя стороны... Самое существенное достоинство книги-установленіе теорій культурно-историческихъ типовъ... Едва ли можно доказать, что прогрессъ совершался не гЬмъ путемъ, который указалъ Данилевскій... Высшая заслуга его книги-внесете въ исторію естественной системы, а естественная система только одна, потому что двухъ системъ быть не можетъ" (стр. 608-610). Вотъ эту-то научную сторону сочиненія Данилевскаго мы и подвергнемъ критике.

Научные элементы "Россіи и Европы" довольно легко отделить отъ публицистическихъ: они, такъ сказать, начинаютъ вплетаться въ публицистическую тему въ главе Ш и особенно съ IV, гдЄ определяется, что такое система науки, чтобы составить все содержаніе главъ V и VI; къ числу главъ съ научнымъ преимущественно содержашемъ нужно отнести и X; кроме того, и въ другихъ главахъ есть отдельный места, подлежащія научной критике. На главныхъ изъ обозначенныхъ отделахъ «Россіи и Европы" мы и сосредоточимъ свое вниманіе.

I.

Начнемъ съ самаго, на нашъ взглядъ, капитальнаго пункта въ историко-философскомъ ученій Данилевскаго: онъ утвер- ждаетъ, что общая теорія общества невозможна.

Въ конце шестой главы (стр. 167 и СЛЄД.) авторъ ;;Россіи и Европыtf даетъ свою классификацію наукъ, заявляя самымъ категорическимъ образомъ, что "прибЄгаеть" къ ней .для доказательства высшей степени національносте некоторыхъ наукъ" и что при этомъ остановится лишь на нужномъ для указанной частной ЦЄЛИ. Классифилація наукъ-предметъ весьма интересный и важный: онъ заслуживалъ бы того, чтобы имъ заняться самимъ по себе, а не ради доказательства какого-либо тезиса. Въ публицистической книге, назначенной для превознесевія "Россіи* надъ "Европой", обращаться къ класификаціи наукъ, чтобы доказать націоналистическій же тезисъ, значить прямо подрывать довЄріе къ научнымъ основамъ этой классификаціи: невольно начинаешь думать, что последняя подгоняется искус- ственно къ тому, что "требуется доказать". Этому важному предмету авторъ отводить всего четыре страницы. Вотъ суть его аргументацій. Теоретическими науками могуть быть названы ТЬ, которыя "ИМЄЮТЬ своимъ предметомъ общія міровня сущности, безотносительно къ ТЄМЬ спеціальннмь формамъ, въ какія онЄ облечены44. Такихъ міровнхь сущностей Данилевскій признабтъ три: матерію, движеніе и духъ, и соответственно имътри теоре- тическія науки: химію, физику и психологію. Матерію и духъ можно назвать сущностями, но странно подъ ту же категорію подводить движеніе, которое въ физике разсматривается, какъ свойство матерій. Самъ Данилевскій говорить далее, что "все остальныя науки ИМЄЮТЬ своимъ предметомъ лишь ВИДОВДМЄ- еенія матеріальннхь и духовныхъ силъ и законовъ", забывая, что следовало бы рядомъ съ матеріальними и духовными силами и законами по его классификаціи поставить еще силы и законы признаваемой имъ третьей сущности, т.-е. движенія. Упомянутый нидоизмЄненія происходить "подъ вліяніемь морфологического принципа, о которомъ,-говорить Данилевскій,-мы заметимъ только, что онъ не проистекаетъ изъ свойствъ матерій и ея движенія14, а "есть идеальное въ природе44. "Развивать мысль эту ЗДЄСЬ не у места44,-прибавляетъ онъ. Очень жаль, можемъ мы только сказать, потому что весьма любопытно было бы знать, какимъ образомъ можно представить себе общество, какъ "осу- ществленіе44 матерій, движенія и духа или хотя бы одного духа "подъ вліяніемь морфологическаго принципа44. Авторъ ограничивается лишь указаніемь на то, что только химія, физика и психологія могутъ вырабатывать общія теорій, а остальныя науки могутъ отыскивать лишь частные законы, простирающіеся на болёе или менЄе обширныя группы предметовъ или существъ. Различія между "общими теоріями" я "частными законами44 у автора, однако, не проведено: ВЄДЬ, И законы химіи, физики и психологія, взятые каждый въ отдельности, простираются только на болЄе или менЄе обширныя группы предметовъ, и что можно сказать о падающемъ тЄдЄу то оказывается совершенно непри- ложимымъ къ преломляющемуся световому лучу. Физіологія, анатомія, науки филологическія, историческія и общественный,- говорить далее Данилевскій,-не могутъ быть науками теоретическими, а могуть быть лишь науками сравнительными. Опять неясно: странно противуполагать теорій оравненіе,-это понятія несоизмЄрюшя, и, кроме того, оравненіе есть одинъ изъ прі- смовъ ("сравнительный методъ"), которымъ пользуются НЄКОТО рыя науки именно для теоретическихъ ЦЄЛЄЙ. Между прочимъ.

ВЄДЬ, И ВЪ ПСИХОЛОГІЯ играетъ роль "сравнительный методъ". Самое главное, впрочемъ, впереди. "Общественный явленія,- говорить Данилевскій,-не подлежать никакимъ особаго рода силамъ, следовательно, и не управляются никакими особыми законами, кроме общихъ духовныхъ законовъ. Эти законы ДЄЙ- ствуюгь особымъ образомъ подъ вліяніемь морфологическаго начала образованія обществъ; но такъ какъ эти начала для разныхъ обществъ различны, то и возможно только-не теоретическое, а лишь сравнительное обществословіе и части его: политика, политическая зкономія" и т. д. Первая половина приведеныхь словъ какъ будто является введеніемь къ разсужденію о тожественности сощологическихъ законовъ, которые суть лишь общіе духовные законы, действующее особымъ образомъ подъ вліяніемь "морфологическаго начала", но вдругъ авторъ сворачиваетъ въ сторону, заявляя, что это начало у одного общества одно, у другого другое: откуда берется оно вообще и отчего оно столь разнообразно, Данилевскій не считаетъ нужнымъ объяснять. Очевидно, въ его уме смешиваются представленій теоретической соціологіи (обществословія, по его терминологіи) и практической политики, т.-е. категорій существующего и желательнаго: иначе онъ не сталъ бы доказывать своего тезиса ссылкой на доктри- неровъ, рекомендующихъ ВСЄМЬ государствамъ англійскую конституцію, какъ НЄЧТО желательное. Одно дЄло-узнать, что такое государство вообще, другое дЄло-признать ту или другую форму государства за наилучшую: изъ того, что нЄть общей теорій устройства по одному шаблону всякаго политическая общества еще не следуетъ, чтобы не было некоторыхъ общихъ началъ, лежащихъ въ основе всякаго общества. Въ самомъ ДЄЛЄ, иначе нельзя было бы давать общихъ опредЄленій такимъ понятіямь, какъ государство, власть, право, ваконъ, судъ, рента, капиталъ и т. п., т.-е. пришлось бы со всЄмь отказаться отъ употребленія этихъ понятій въ науке. Но идемъ далее. Признавая, что всЄ "явленія общественнаго міра суть явленія національний", Данилевскій находить, что они, "какъ таковыя, только и могутъ быть изучаемы и разсматриваемы". Національность этихъ явленій онъ выводить изъ того, что у нихъ нЄть теоретической основы (сказано такъ: "за неимЄніемь теоретической основы... всЄ явленія общественнаго міра" и пр.). Оставляя въ стороне неловкость вираженій, позволявшего думать, что Данилевскій способенъ приписывать реальнымъ явленіямь теоретическія, т.-е. возникшія въ умі человіка основы, и допускающаго вопросъ, какъ назвалъ бы авторъ основы соціальнихь явленій въ противуположность къ теоретическимъ основамъ, мы иміемь полное право спросить, почему же отсутствіе какихъ-то "самобытныхъ, не производишь силъ и законовъ" у общественныхъ явленій ділаеть ихъ непременно національними? Притомъ, что это значить? Значить ли это, что, напр., экономический законъ спроса и предложенія вообще не существуетъ, такъ какъ его можно назвать скоріе интер- нащональнымъ? Или это значить, что такой законъ, какъ не національній и, притомъ, иміющій теоретическую основу, нужно выкинуть изъ числа сощодогическихъ законовъ вообще? Но допустивсь, что все въ этой аргументацій Данилевскаго обстоить благополучно: дальше является новое затрудненіе. Пусть всі общественные феномены національнії, но почему же ихъ изучать и рассматривать только и можно какъ таковыя, т.-е., полагаемъ, какъ одні на другія непохожія, своебразныя? ВЄдь, тогда позволительно было бы и такъ разсуждать: всЬ душевныя явленія индивидуальны, а потому, какъ таковыя, только и могуть быть изучаемы и разсматриваемы, т.-е. общая теорія душевныхъ явленій невозможна. Въ сущности, відь, такъ и аргументируетъ Данилевскій. Общественный явленія,-діл аетъ онъ загЬмъ такую уступку,-конечно, могуть и должны быть сравниваемы между собою (это уже нічто иное!), и изъ такого сравненія могутъ проистекать правила для боліє или меніе обширной группы человіческихь обществъ; но,-продолжаеть онъ,-никогда политическое или экономическое явлеше, замічаемое у одного народа и тамъ умістное и благодітельное, не можетъ считаться уже по одному этому умістннмь и благодітельннмь у другого. Отрекшись отъ только-что провозглашеннаго принципа изученія обще- ственныхъ явленій лишь какъ нащональныхъ въ пользу раз- смотрінія ихъ на нікоторой нейтральной почві, Данилевскій допускаетъ такіе выводы изъ подобнаго разсмотрінія, что они получаютъ у него (конечно, потенціально) приміненіе по отно- шенію къ цілнмь группамъ человіческихь обществъ: почему же, спросимъ мы, немыслимы выводы, которые распространились бы на всі человіческія общества? Замічательно даліе, что эти выводы онъ назвалъ "правилами". Діло въ томъ, что общее "обществословіе" ищетъ законы, управляющіе соціальними явле- ніями, а не правила, какъ поступать въ томъ или другомъ слу- чаі: Данилевскій снова смішаль теоретическую и практическую (чистую и прикладную) науки. Съ другой стороны, изъ того, что уместное у одного народа можетъ быть неумёстпымъ у другаго, вовсе не вытекаетъ, чтобы "общественный науки были народны по самому своему объекту". Объектъ общественныхъ наукъ везде одинъ и тотъ же, и этому нисколько не мЪшаетъ то, что практически уместное у одного народа неуместно у другого. Наконецъ, та- кимъ аргументомъ можно какую угодно науку провозгласить НЄИМЄЮЩЄЮ общей теорій: уместное при обработке одного мате- тіала неуместно при обработке другаго и въ области химической, и въ области физической, и въ области духовной. Самъ Данилевскій даетъ намъ такой примеръ: "никто никогда не утверждалъ, что правила немецкой грамматики обязательны и для русскаго языка". Конечно, никто этого не утверждалъ, но именно потому, что никто не ВИДЄЛЬ ВЪ правилахъ немецкой грамматики общихъ законовъ языка, а изъ того, что нельзя навязывать правила немецкой грамматики грамматике русской, никто не д&палъ того вывода, будто невозможно общее языко- знаніе.

ЦЄЛЬЮ нашего разбора не было доказывать возможность общей теорій общества: мы ХОТЄЛИ ТОЛЬКО представить, на ка- кихъ шаткихъ и непродуманныхъ положешяхъ основанъ тезисъ Данилевскаго. Авторъ "Россіи и Европы", притомъ, самъ себе противоречить; у него самого, несомненно, была своя собственная теорія общества, была своя теорія одного изъ главнейшихъ общественныхъ явленій-исторіи. Недаромъ ему въ особую услугу и ставится его ,,теорія исторіи". Откуда бы у него могли явиться мысль искать "законы историческаго развитія" и та уверенность, съ какою онъ ихъ формулировала если бы онъ въ глубине души не допускань того, что сознательно было имъ отвергнуто ради доказательства положенія, имЄющаго мало общаго съ стремленіемь къ научной истине? Невозможность общей теорій общества, якобы основанная на классификаціи наукъ, нужна была Данилевскому для того, чтобы обосновать научнымъ образомъ свое право въ известныхъ случаяхъ быть ненаучнымъ.

Гораздо откровеннее заявляетъ авторъ "Россіи и Европы", въ чемъ заключается суть его стремленій, самъ, притомъ, подчеркивая относящіяся сюда слова: "для всякаго славянина... идея славянства должна быть высшею идеей, выше науки, выше просвгъ- щепія, выше всякаго земного благаи (стр. 133). Слова эти вполне уместны въ книге, имеющей значеніе "катехизиса славянофиль- ства", но изъ того, что по этому катехизису "идея славянства должна быть выше науки", уже видно, насколько можно ожидать "строгой научности" (аттестація г. Страхова книгі Данилевскаго) отъ "Россіи и Европы41.

Оказалось нужнымъ во имя "идеи славянства" отвергнуть самую возможность обшей теорій общества, и она была отвергнута, что не мішало, однако, автору книги формулировать отдельный теоретическія положенія соціологическаго характера* которыя пошли тоже на службу идеі славянства.

И.

Отрицаніе самой возможности общей теорій общества нужно было Данилевскому, какъ мы виділи, чтобы доказать существенно- національний характеръ общественныхъ наукъ.

О національносте науки Данилевскій говорить во второй половині (стр. 163-171) главы VI, трактующей вообще "объ отношеніи народнаго къ общечеловіческому". Въ предъиду- щемъ, собственно говоря, мы разобрали самый конецъ этой главы, то місто, гді показывается, что самъ объектъ общественныхъ наукъ существенно націоналень. Мы не будемъ здісь столь же подробно останавливаться на только-что указанныхъ страницахъ, берущихъ вопросъ шире, нежели можно было бы думать по разобранному нами окончанію главы: Данилевскій весьма интересно и въ общемъ очень вірно разсуждаетъ здісь о томъ, какъ въ науку вносятся "субъективная примісь и необходимая односторонность, зависящія отъ особенностей въ психи- ческомъ строі разныхъ народностей", какъ "нащональный характеръ придается наукі еще тімь предпочтеніемь, тою преди- лекціей, которыя каждый народъ оказываетъ нікоторьімь отра- слямъ знанія", что, по мнінію автора, зависитъ .отъ извістной соотвітственности, существующей между разными категоріями, на которыя распределяется предметъ научнаго изслідованія, и между склонностями, а следовательно, и способностями разныхъ народовъ" и т. д. Историческіе примеры, которыми онъ пллю- стрируеть своп соображенія, подобраны весьма удачно, и вообще тридцать страницъ, посвященныхъ этому предмету, читаются съ удовольствіемь. Въ сравненіи съ ними четыре посліднія страницы главы, на которыхъ мы. остановились нісколько доліе, производятъ положительно жалкое впечатлЄніе. Между гЬмъ, на нихъ-то Данилевскій говорить о наиболее существенной стороне вопроса, доказывая національность общественныхъ наукъ "не только въ субъективномъ смысле, какъ онъ самъ выражается, но и въ объективном^. Тамъ, гдЄ рЄчь шла о субъективной примеси, зависящей отъ національности ученаго, нашъ авторъ былъ весьма ясенъ: онъ уподобляетъ истину благородному металлу, который мы можемъ извлекать не иначе, какъ обративъ его сначала въ сплавъ съ металлами неблагородными, съ чЄмь, однако, приходится мириться, и прибавляетъ, что "съ теченіемь времени, при разновидности различныхъ нащональныхъ направленій (и главнЄйпіе подъ условіемь этой разновидности), эти примеси выделяются, элиминируются-и остается чистый благородный металлъ истины". Ничего подобнаго не предвидится со стороны Данилевскаго по отношенію къ нацюнальнымъ объектамъ общественныхъ наукъ: тутъ уже элиминировать нечего, когда само изучаемое національно. Самъ онъ строго различаетъ привносимое въ науку извне отъ объекта науки и, распространившись относительно перваго, оставляетъ насъ въ полномъ недо- умЄніи5 ЧТО же следуетъ извлечь изъ его тезиса о существенно нацюнальномъ характере общественныхъ наукъ? Въ ИЗВЄСТНОМЬ смысле національними предметами науки могутъ быть и не общественный явленія: возможно, наприм., заниматься отечественною геологіей, географіей, фауной, флорой и т. д., или чужеземного, какъ занимаются или отечественною, или иностранною исторіей. Конечно, не это ИМЄЛЬ ВЪ виду Данилевскій, а НЄЧТО другое. Это НЄЧТО другое нужно поискать, разъ авторъ самъ его не показываетъ.

"Плоды науки,-говорить Данилевскій въ одномъ МЄСТЄ разсматриваемой главы (стр. 166),-суть достояніе всего человечества, въ большей мере, чемъ прочія стороны цивилизаціи» которыя въ такой полноте не могутъ передаваться отъ народа къ народу, особливо же отъ одного культурно-историческаго типа къ другому, но самое произращеніе этихъ плодовъ, т. е. обработка и развитіе наукъ, носить на себе не мєнЄє національний характеръ, чЄмь искусство, народная и государственная жизнь". Мы ставимъ вопросъ: къ чему скорее всего авторъ "Россіи и Европы" отнесъ бы данныя общественныхъ наукъ- къ плодамъ ли науки, составляющимъ общее достояніе, при чемъ. національний примЄси элиминируются, или же къ той категорій предметовъ, которые не могутъ, по теорій Данилевскаго, передаваться однимъ народомъ другому? НЬтъ никакого сомнЄнія, что на этотъ вопросъ Данилевскій отвЪтилъ бы во второмъ смысле. Во-первыхъ, общей теорій общественныхъ явленій нЄть, и авторъ нападаетъ, наприм., на политическую зкономію, "думающую,- какъ онъ выражается,-что всякое господствующее въ ней ученіе есть общее для всЬхъ царствъ и народовъ". Во-вторыхъ, по собственнымъ словамъ Данилевскаго, "наиболее національний характеръ ИМЄЮТЬ (ИЛИ, ПО крайней мЄрЄ? должны бы ИМЄТЬ для успешности своего развитія) науки общественныя", а то, что наиболее національно, и не подлежитъ передаче. Можно прибавить: не подлежитъ и заимствованію. Мы думаемъ, что выводъ отсюда одинъ только и можетъ быть, который и сделанъ авторомъ "Россіи и Европы" не въ форме какого-либо отвлеченнаго тезиса, а именно въ виде ЦЄЛОЙ его книги. Данилевскій мечтйлъ о самобытной русской науке, о русской теорій всеобщей исторіи, и его патріотическое увлеченіе подсказало ему требованіеоть общественныхъ науки наиболее національнаго характера. Такимъ образомъ, по его представлені»), общей теорій сощальныхъ явленій не можегь быть не только въ смысле общепримЄнимости, но и въ смысле общепризнаваемости: общественныя явленія, представляемый жизнью разныхъ народовъ, не подводятся подъ общіе принципы, а съ другой стороны, соціальння науки у разныхъ народовъ необходимо должны имЄть разные принципы. Такой выводъ какъ нельзя болЄе естественъ, разъ авторъ смешиваетъ задачи чистой и прикладной науки: условія жизни и историческія традиціи отдельныхъ народовъ неодинаковы, у каждаго суще- ствуютъ свои особыя задачи, интересы ихъ равнымъ образомъ не одни и ТЄ же, и стбитъ только внести въ науку въ качестве принциповъ все это, т. е. условія существованія и преданія исторіи, современные интересы и задачи будущаго, какіе только мы находимъ у того или другого народа, дабы на самомъ ДЄЛЄ получить науку съ характеромъ не мєнЄє нацюнальнымъ, чемъ тотъ, какимъ отличается народная и государственная жизнь. Но такая національная наука будетъ только обобщать факты націо- нальной жизни, т. е. не будетъ общепримЄнимой, а, съ другой стороны, и признавать ее стануть только тамъ, гдЄ она возникла, какъ возведеніе окружающей действительности на степень отвлеченной идеи. Если было бы такъ, то сделалось бы совершенно невозможнымъ пониманіе учеными однЄхь странъ обще- ственныгь теорій, создаваемыхъ учеными другихъ странъ: общественный науки двухъ народовъ были бы столь же различны какъ ихъ языки. Въ другихъ наукахъ, именно, главнымъ обра- зомъ, въ естествознаніи, Данилевскій признаётъ возможность общей истины, постепенно очищаемой отъ нащональныхъ примесей, безъ которыхъ, по его представлені*), науки разрабатываться не могутъ, но ЗДЄСЬ уже ДЄЛО не въ примесяхъ, а въ самомъ существе, строго національному элиминировать приходится не его (что бы тогда осталось отъ науки?), а именно все чужое, все выросшее не на родной почве, а потому, конечно, мешающее науке сохранять .наиболее національний характеръ". Но будетъ ли такая наука наукою въ истинномъ значеній этого слова? На этотъ вопросъ пусть ответить самъ читатель.

Мы не станемъ излагать ЗДЄСЬ собственныхъ своихъвзгля- довъ на этотъ предметы тотъ, кого они заинтересовали бы, можетъ обратиться къ статье нашей Мечта и правда о русской наукгъу помещенной въ ХГІ книге "Русской Мысли" за 1884 г., или къ нашей брошюре Лекція одухть русской науки, напечатанной въ Варшаве въ 1885 г. Не отрицая важнаго значенія для обще- ственныхъ наукъ тЪхъ нащональныхъ вкладовъ, которые имЄють свой корень въ особенностяхъ духа и историческихъ судебъ отдельныхъ народовъ, видя въ такихъ вкладахъ весьма важное средство обогащать науку новыми идеями, которыя жизнь могла выработать только у извЄстнаго народа съ известною духовною физіономіей и съ известными прошлымъ и настоящимъ, мы требовали, однако, чтобы вклады эти были действительно науч. ные и чтобы они делались предметомъ научнаго синтеза съ другими такими же вкладами. "Національная наука,-писали мы,-обязана вести свое дЄло такъ, чтобы то, что могло, по усло- віямь данной общественности, выработаться только въ ней, было признано и другими, "чужими", какъ действительный вкладъ въ сокровищницу знанія, какъ поправка, расширеніе взглядовъ, выработанныхъ при иныхъ условіяхь, всегда, конечно, односто- роннихъ, и какъ ОСВЄЩЄНІЄ истины съ новой стороны". Общечеловеческая наука, состоящая изъ теоретическихъ истинъ, способныхъ получить признаніе у ВСЄХЬ народовъ, и составляется, какъ результата синтеза нащональныхъ вкладовъ, но именно лишь постольку, поскольку содержавшаяся въ нихъ истины отрешаются отъ своей местной И временной окраски, отвлекаются отъ конкретной національной действительности*

Изъ того, что у насъ подъ общечеловЄческимь часто разумели одно западно-европейское, противъ чего протестуетъ Данилевскій (стр. 119 и слід.), еще отнюдь не (ыгЬдуетъ, чтобы общечеловЄ- ческаго не могло существовать, чтобы "понятіе объ общече- ловЄческомь не имЄло въ себі ничего реальнаго и действительна™", какъ заявляете» Данилевскій (стр. 128). Бели тутъ только нЄть игры словами и понятіями (авторъ, отрицая общечеловеческое, признаётъ всечеловеческое), то Данилевскій долженъ былъ бы видЄть въ наукЄ не совокупность истинъ, общихъ или по самому существу своему могущихъ сделаться общими всЄмь народамъ, а совокупность всего, что принимается за истинное всЄми народами, хотя бы отдельный національння истины и противоречили одні другимъ: всечеловеческое,-говорить онъ,- "состоять только изъ совокупности всего народнаго, во ВСЄХЬ времепахъ и мЄстахь существующего и имЄющаго существовать44 (стр. 128). Не будемъ спорить о словахъ. Пусть всечеловеческая наука будетъ суммой всЄхь нащональныхъ наукъ, не све- денныхъ къ одной, такъ сказать, всеединной науке, но тогда зачЄмь "элиминировать національний примЄси* для полученія чистаго благороднаго металла истины, о чемъ говорить самъ же Данилевскій (стр. 139)? Для того, чтобы "плоды науки были действительно достояшемъ всего человечества", на что авторъ "Россіи и Европы", какъ мы видЄли, соглашается (стр. 166), именно нужно итти дальше простой суммы "всечеловЄческаго", именно нужно изъ нея элиминировать то, что по своей націо- нальной исключительности можетъ быть достояніемь только одного народа, будучи неспособно къ возведенію на высшую ступень общечеловЄческаго, именно нуженъ тотъ синтезъ, который* изъ "совокупности" делаетъ нЄчто единое, общее. Если же признать научнымъ достояніемь всего человечества совокупность всего народнаго въ науке, то человечество будетъ поставлено въ большое затрудненіе: народное въ наукЄ необходимо должно быть такъ тЄсно связано съ условіями жизни, историческими преданіями, интересами и задачами отдельныхъ народовъ, а все это не только различно у разныхъ народовъ, но, вдобавокъ, еще нерЄдко вносить въ ихъ взаимныя отношенія такой анта- гонизмъ, что разобраться въ хаосЄ противорЄчій не будетъ никакой возможности. Мы увидимъ, что иного результата въ вопросе объ общечеловеческой наукЄ Данилевскій и не могъ получить при своей исходной точкЄ зрЄнія, отрицающей всемірно-исто- рическій синтезъ культурныхъ продуктовъ ОТДЄЛЬНЬІХЬ націй: въ этомъ отрицаніи и заключается сущность его теорій куль- турно-историческихъ типовъ.

Итакъ, Данилевскій-безусловный защитникъ націонализма въ наукЄ, нричемъ, однако, его аргументы не могутъ быть названы убедительными. Ставъ на такую точку зрЄнія относительно общественныхъ наукъ, онъ, разумеется, долженъ былъ самъ придать своимъ историческимъ воззрЄніямь націоналистическій характера только подъ такимъ условіемь и возможно было пре- вращеніе "естественной системы исторіи", къ которой онъ стремился, въ "катихизисъ славянофильства", получившійся на самомъ ДЄЛЄ изъ его книги.

Когда-то Гизо, какъ французъ, объявилъ, что съ строго-философской точки зрЄнія французская цивилизація одна наилуч- щимъ образомъ отражаетъ всю европейскую цивилизацію, даже воспроизводить вернее, чемъ всякая другая, общій типъ, основную идею цивилизаціи. Конечно, это было патріотическое увлеченіе, отъ какового открещивается и Бокль, принадлежавшій къ англій- ской націй и утверждавппй, что наиболее нормальной была исторія Англіи. Къ этимъ двумъ примерамъ прибавимъ третій: для немца Гегеля германскій духъ былъ выразителемъ ПОСЛЄД- НЯГО момента въ развитіи "всемірнаго духа", завершеніемь исторіи человечества. Чтобы не забыть и Италію, укажемъ на итальян- скаго патріота Джіоберти, написавшаго громадный томъ 0 граж- данскомъ и моральномъ первенствтъ Италіи. Общечеловеческая историческая наука, обязанная многимъ и Гизо, и Боклю, и Гегелю, конечно, "элиминируетъ" такія національння пристрастія, и это ее нисколько не обезцвЄтить; всечеловеческой наукЄ, кажется, нужно было бы быть "совокупностью всего народнаго" и въ этихъ, только-что нами приведенныхъ утвержденіяхь писателей разныхъ національностей относительно историческаго значенія ПОСЛЄДНИХЬ. Такъ какъ, впрочемъ, эти писатели другъ другу противоречат^», то каждому народу, повидимому, остается только признавать за истину то, что ему говорить его собственная, по самому существу своему національная наука. У Данилевскаго на ДЄЛЄ такъ и выходить: для славянъ, которые, по его словамъ идею славянства должны ставить выше науки (разумеется, общечеловеческой, а не славянской, такъ какъ последняя и есть носительница идеи славянства), онъ даетъ славянскую истину, какъ Гизо давалъ своимъ соотечественникамъ истину французскую.

Бокль-англійскую, Гегель-нЄмецкую, Джіоберти-итальянскую.

Въ VI главе "Россіи и Европы" есть одно місто, гдЄ Данилевскій, повидимому, принципіадьно возстаетъ противъ подобной идеализаціи "своего". Именно онъ указываетъ на то, что "само ученіе славянофиловъ", имевшее одинъ изъ псточниковъ своихъ въ германской философіи, "не чуждо было оттЬнка гума- нитарности, т. е. увлеченія общечеловеческимъ": "если,-говорить онъ,-оно напирало на необходимость самобытнаго національнаго развитія, то отчасти потому, что, сознавая высокое достоинство славянскихъ началъ, а также видя успевшую уже высказаться, въ теченіе долговременнаго развитія, односторонность и непримиримое противорЄчіе началъ европейскихъ, считало, будто бы славянамъ суждено разрешить общечеловеческую задачу, чего не могли сделать ихъ предшественники. Такой задачи,-замЄ- чаетъ авторъ,-однако же, вовсе и не существуетъ, по крайней мере, въ томъ смысле, чтобы ей когда-нибудь последовало конкретное движеніе, чтобы когда-нибудь какое-либо культурно-историческое племя ее осуществило для себя и остального человечества" (стр. 121). Весьма резонныя слова; но что же оказывается: Данилевскій ихъ забываегь страницъ черезъ четыреста, т. е. къ концу книги, гдЄ, "ВМЄСТО 8аключеніяв, мы находимъ главу ХУП о "славянскомъ культурно-историческомъ типе".

Въ этой главе Данилевскій даетъ ^возможно краткія и всеобьемлющія формулы" результатовъ, достигнутыхъ жизнью отдельныхъ народовъ, и сравяиваетъ эти формулы ,съ теоретическими требованіями (тутъ онЄ оказались возможными) отъ пол- наго и всесторонняго хода историческаго движенія" (стр. 516). Категорій культурныхъ ДЄЯТЄЛЬНОСТЄЙ ОНЪ насчитываегь "ни болЄе, ни мєнЄє четырехъ", именно деятельности: 1) религіозную, 2) культурную въ тЄсномь смысле слова (наука, художество, техника), 8) политическую и 4) общественно-экономическую (стр. 517). Въ первоначальныхъ культурахъ всЄ эти деятельности еще смешаны, но еврейская культура уже исключительно рели- гіозная, греческая-собственно культурная (эстетическая), римская, главнымъ образомъ,-политическая, т. е., по автору, типы: еврейскій, греческій и римскій суть типы одноосновные (стр. 522). Германо-романскій культурно-историческій типъ Данилевскій оцредЄляеть уже какъ политико-культурный и поэтому называегь его двуосновнымъ (стр. 525). Что касается славянскаго типа, то^ по пророчеству автора "Россіи и Европы", онъ "въ первый разъ представилъ синтезъ всЄхь сторонъ культурной деятельности въ обширномъ значеній этого слова,-сторонъ, которыя разрабатывались его предшественниками на историческомъ поприще въ отдельности или въ весьма неполномъ соединеніи", т. е. "бу- детъ первымъ полнымъ четырехосновнымъ культурно-историче- скимъ типомъ" (стр. 556).

Гизо говорилъ, что французская цивилизация вернее воспроизводить общій типъ, основную идею цивилизаціи: Данилевскій оспариваетъ эту привилегію въ пользу славянской культуры.

Бокль утверждалъ, что самый нормальный ходъ общественная развитія представляется англійскою исторіей, и эту привилегію Данилевскій переносить на славянъ.

Гегель ВИДЄЛЬ въ германскомъ духе внраженіе ПОСЛЄДНЯГО момента въ развитіи "всемірнаго духа": "НЄТЬ,-говорить Данилевскій,-только славянамъ суждено создать окончательный че- тырехсоставный типъ культуры".

Данилевскій на стр. 121 своей книги писалъ» что никогда никакое культурно-историческое племя не осуществить для себя и для остального человечества задачу человечества; тотъ же Данилевскій на стр. 556-557 той же книги предсказываетъ, что славяне создадутъ синтезъ тЬхъ сторонъ культуры, которыя разрабатывались евреями, греками, римлянами, "германо-романцами" въ отдельности или въ весьма неполномъ соединеніи, и что потому "на обширныхъ равнинахъ славянства должны слиться въ одинъ обширный водоемъ" все потоки всемірной исторіи и къ берегу этого водоема должны собраться "чуждые народы" утолять свою духовную жажду.

Кто изъ нихъ правъ и где правь самъ себе противорЄчащій Данилевскій?

Съ точки зрЄнія общечеловеческой науки, отвергаемой, однако, авторомъ "Россіи и Европы", правъ только одинъ онъ на странице 121 своей книги. Съ точки зрЄнія нащональныхъ наукъ и науки всечеловеческой, какъ ихъ совокупности, пришлось бы, наоборотъ, признать одинаково правыми ВСЄХЬ И не- правымъ только самого Данилевскаго на стр. 121.

Итакъ, до сихъ поръ относительно научной стороны "Россіи и Европы" мы узнали две вещи: 1) позволительно, отрицая самую возможность общей теорій общественныхъ явленій, следовательно, и исторіи, гЬмъ не менЄе, создавать общую теорію исторіи и предъявлять "ходу историческаго движенія" извЄстньїя "теоретическія требованія", съ которыми можно было бы сравнивать краткія, но всеобьемлющія формулы развитія ОТДЄЛЬННХЬ народовъ; 2) позволительно, отрицая общечеловеческую науку* создавать науку всечеловеческую, которая должна составиться изъ всего, что ни-на-есть самаго народнаго въ отдЄльннгь науч- ныхъ литературахъ, хотя бы имеющая отсюда получиться "естественная система" напомнила собою самый неестественный хаосъ нащональныхъ МНЄНІЙ.

III.

Переходимъ теперь къ главной мысли Данилевскаго. "Онъ,- говорить г. Страховъ въ своемъ предисловіи къ "Россіи и Европе-,-даль новую формулу для построенія исторіи, формулу, гораздо болЄе широкую, ЧЄМЬ прежнія, и потому, безъ всякаго СОМНЄНІЯ, болЄе справедливую, болЄе научную, болЄе способную уловить действительность предмета, чЄмь прежнія формулы. Именно, онъ отвергъ единую нить въ развитіи человечества, ту мысль, что исторія есть прогрессъ нЄкотораго об- щаго разума, некоторой общей цивилизаціи. Такой цивилизаціи нЄть, - говорить Данилевскій, - существуютъ только частныя цивилизаціи, существуетъ развитіе отдЄльннхь культурно-исто- рическихъ типовъ". Прежній взглядъ г. Страховъ и называетъ искусственнымъ, противополагая ему взглядъ Данилевскаго, какъ естественный. Мы и разберемъ теперь поочередно отрицаніе Да- нилевскимъ единой нити въ развитіи человечества и его теорію культурно-историческихъ типовъ. Данилевскій совершенно вЄрно подмЄтиль одну особенность въ западно-европейскомъ пониманіи исторіи человечества: это-встречающееся и у историковъ, и у философовъ исторіи (напримЄрь, у Гегеля или у Конта) отожествленіе судьбы романо-германской Европы съ судьбами всего человечества (стр. 85). Впрочемъ, изъ русскихъ писателей не одинъ Данилевскій это подмЄтиль: я бы могъ привести здЄсь МНЄНІЯ по этому пункту гр. JI. Н. Толстого (въ "ВойнЄ и МирЄ") и Стро- нина (въ "Исторіи общественности"). Далее авторъ .Россіи и Европы" объяснилъ хорошо и причину этого явленія, указавши на некоторую ошибку исторической перспективы: разобравъ дЄленіе всемірной исторіи на древнюю, среднюю и новую, онъ обращаетъ вниманіе читателя на тотъ фактъ, что "различія, за- мічаемия въ характері собнтій среднихъ и новыхъ віковь, должны были показаться столь важными и существенными для историковъ, къ которымъ они были ближе (и по времени, и по тому, что совершались въ среді того же племени, къ которому принадлежали эти историки), что все остальное человечество и всі предшествовавшіе віка представлялись имъ какъ бы на заднемъ плані ландшафта, гді всі отдільння черты сглаживаются,-и онъ служить только фономъ для первыхъ плановъ картины. Но,-продолжаетъ Данилевскій,-не кажущееся и видимость, а сущность и действительность составляютъ діло науки. Этотъ перспективный взглядъ на исторію произвелъ ту ошибку, что вся совокупность фазисовъ совершенно своеобразнаго развитія нісколькихь одновременно и даже послідовательно жившихъ племенъ, названная древнего исторіей, была поставлена на ряду, на одну ступень съ каждымъ изъ двухъ фазисовъ развитія одного только племени, какъ бы третій первоначальный фазисъ развитія этого племени" (стр. 84 и 85). Этимъ, дій- ствительно, исторія вытягивается въ одну линіго, и лучшимъ приміромь такого изображенія всемірной исторіи является философія исторіи Гегеля, разсматривающая жизнь многихъ народовъ, которыхъ мы обозначаемъ общимъ именемъ древняго Востока, какъ младенчество всего человічества, исторію Греціи- какъ его юность, исторію Рима-какъ его зрілий возрастъ, исторію германскаго міра-какъ его старость: тутъ, во-первыхъ, части отвічають за цілое, а, во-вторыхъ, все нанизывается на одну нить. Посліднее особенно замітно въ приміненіи общей идеи къ подробностями такъ, Гегель начало исторіи полагаетъ въ Китаі, а Индію заставляетъ продолжать то, что начато было въ Китаі, дабы предоставить дальнійшее продолженіе Персидскому государству, въ которомъ, опять-таки, за вавилоне-асси- рійскимь элементомъ слідуегь финикійско-еврейскій, а за нимъ- египетскій. Этотъ примірь показываетъ, что, кромі перспективной ошибки, о которой говорить Данилевекій, тутъ играетъ роль другая еще ошибка-предположеніе внутренняго единства всемірной исторіи, якобы совершающагося по одному опреді- ленному плану. Въ главі III первой книги "Основныхъ вопросовъ философіи исторіи" нами было разобрано такое предста- вленіе всемірной исторіи и обнаружена его ложность, такъ что въ общемъ пришлось бы только соглашаться съ Данилевскимъ, приводя ті міста его книги, въ которыхъ онъ критикуеть обычное представленіе о вытянутой въ одну линіго всемірной исторіи. Такъ какъ цілью настоящей статьи мы и не думали ставить подкріпленіе собственныхъ историко-философскихъ воз- зріній ссылками на одного изъ своихъ, въ данномъ случаі, единомышленниковъ, равно какъ вовсе не думали подкреплять вірння, на нашъ взглядъ, положеній Данилевскаго новыми соображеніями, которыя ему въ голову не приходили, то на констатирование того факта, что Данилевскій отвергъ единую нить въ исторіи человічества, и на заявленій о своемъ согласіи съ нимъ въ этомъ отношеніи и можно остановиться, не входя въ подробности его аргументацій. Мало, однако, отвергнуть то или другое положеніе: еще вопросъ въ томъ, какой изъ этого будетъ сділань выводъ и чімь будетъ замінено отвергнутое. Громадное большинство философовъ исторіи вірило въ единый планъ развитія всего человічества, отдільннмь момен- тамъ котораго (плана) соотвітствують исторіи отдільннхь народовъ, начиная съ культурныхъ народовъ древняго Востока и кончая новійшими европейскими націями. Данилевскій отри- цаетъ существованіе такого плана, заміняя его нісколькими "самостоятельными, своеобразными планами историческаго развитія" (стр. 88) отдільннхь культурно-историческихъ типовъ, которыхъ онъ насчиталъ именно боліє десяти. Если первое воззрініе исторію всіхь народовъ вытягиваетъ въ одну линію, ділая, напримірь, изъ Рима только продолженіе Греціи, то въ "Россіи и Европі" исторіи отдільннхь "культурныхъ типовъ'« представляются какъ параллельный л и ній, никогда не встрі- чающіяся, нигді не соприкасающіяся, нигді не сливающіяся. Конечно, Римъ не былъ простымъ продолженіемь Греціи, какъ это часто принимается въ планомірннхь философіяхь исторіи: у Греціи была своя собственная линія, которая продолжалась и въ то время, когда, по ходячему представленії), Грецію смішить РИМЪ, равно какъ и у Рима была своя линія еще въ ту эпоху, когда Греція жила полною жизнью. Тімь не меніе, въ представленій, ділающемь изъ Рима преемника Греціи, есть доля истины, и вотъ эту-то долю истины Данилевскій игнорируете», ударяясь въ противоположную крайность, т.-е. доказывая полную обособленность гЬхъ линій, которыя противоположное воззрініе діл ало продолженіями одні другихъ. Воззрініе, нашедшее самое різкое внраженіе въ "Философіи исторіи" Гегеля допускаетъ именно, что НЄЧТО, имевшее сначала форму Греціи, такъ сказать, ц'Ьликомъ перелилось въ форму Рима, такъ что при этомъ отъ Греціи какъ будто ничего больше и не осталось, но зато Римъ только тутъ настоящимъ образ омъ началъ существовать; на самомъ ДЄЛЄ было, разумеется, не такъ, хотя и не такъ, какъ думаетъ Данилевскій, утверждающій, что совсЬмъ никакой общей исторіи въ только-что указанномъ смысле не существуетъ, ибо есть-де особый законъ непередаваемости циви- лизаціи отъ одного культурно-историческаго типа другому (стр. 97). Йсторическія линіи, раздельно существугощія, но со- прикасающіяся одна съ другою и даже одна съ другой сливаю- щіяся, гегельянская концепція неправильно делаетъ отрезками некоторой единой линіи, проходящей черезъ всю всемірную исторію, забывая при этомъ ихъ раздельное существованіе, а теорія Данилевскаго, наоборотъ, изолируетъ ихъ одна отъ другой, несмотря на то, что онЄ между собою, все-таки, переплетаются. Гегель во имя единства "всемірнаго духа" ломаетъ все историческія перегородки,-Данилевскій во имя самобытности культурно-историческихъ типовъ закупориваетъ все отдушины въ этихъ перегородкахъ.

Вотъ тотъ выводъ, который делается изъ отверженія единой нити въ развитіи человечества; но на немъ-то и строится теорія культурно-историческихъ типовъ. Остановимся на этомъ выводЬ и разсмотримъ его поближе.

Прежде всего, отрицаніе у исторіи всякаго единства стойтъ въ тЬсной связи съ отрицан1емъ и общей теорій общества: народы (или культурно-историческіе типы) до такой степени различны, что, съ одной стороны, ихъ исторіи совсемъ не могутъ сливаться въ некоторую общую для многихъ народовъ исторію, а съ другой-и явленія, представляемыя каждою изъ нихъ, не могутъ быть подведены подъ какую-либо общую теорію. Два параллельные вывода отсюда: полная самобытность цивилизаціи каждаго культурно-историческаго типа и, въ СООТВЄТСТВІИ этому, строго національний характеръ общественной науки у каждаго народа. Но въ основе отрицанія с?мой возможности общей теорій общества и въ основе требованія отъ общественныхь наукъ на- ціонализма мы обнаружили, смеемъ думать, кое-какіе промахи и недочеты. Посмотримъ теперь, будетъ ли Данилевскій счастливее по двумъ новымъ пунктамъ своего историко-философскаго ученія.

"Естественная система исторіи,-говорить Данилевскій,- должна заключаться въ рааличеніи культурно-историческихъ ти- повъ развитія, какъ главнаго основанія ея діленій, отъ степеней развитія, по которымъ только эти типы (а совокупность историческихъ явленій?) могуть подразделяться*. Находя, что "отыска- ніе и перечисленіе этихъ типовъ не представляетъ никакого затру дненія", Данилевскій тотчасъже ихъ и называетъ, располагая ихъ въ хронологическомъ порядкЬ: 1) египетскій, 2) китайскій, 3) ассирійско-вавилоно-финикійскій, халдейскій или древне-семи- тическій, 4) индійскій, 5) иранскій, 6) еврейскій, 7) греческій, 8) римскій, 9) ново-семитическій или аравійскій и 10) германо- романскій или европейскій. Къ этимъ десяти типамъ онъ счи- таетъ, пожалуй, возможнымъ причислить еще два американскіе типа: мексиканскій и перувіанскій (стр. 91). Между ними, даліе, авторъ .Россіи и Европы" отличаетъ типы уединенные отъ типовъ или цивилизацій преемственныхъ, "плоды деятельности которыхъ передавались отъ одного другому" (стр. 92). Въ какомъ смысле допускаетъ онъ эту передачу плодовъ деятельности, мы еще увидимъ, а пока будемъ довольствоваться признашемъ со стороны Данилевскаго той "преемственности", на основаній которой и можно говорить объ единой нити въ исторіи если не цЄлаго человечества, то некоторой его части, довольно значительной, потому что, по опредЄленію самого Данилевскаго, преемственными типами были: египетскій, ассирійско-вавилоно-фи- никійскій, греческій, римскій, еврейскій и романо-германскій или европейскій (стр. 92). Мы прибавили бы къ нимъ и типъ славян- скій, ибо ужъ ни въ какомъ случае его-то къ уединеннымъ типамъ отнести нельзя. "Результаты,-продолжаетъ нашъ авторъ,- достигнутые последовательными трудами этихъ пяти или шести цивилизацій, своевременно сменявшихъ одна другую и полу- чившихъ, къ тому же сверхъестественный даръ христіанства, должны были далеко превзойти совершенно уединенныя цивилизаціи, каковы китайская и индійская, хотя бы эти ПОСЛЄДНІЯ одне равнялись всемъ имъ продолжительностью жизни. Вотъ, кажется МНЄ,-заключаетъ Данилевскій,-самое простое и естественное объяснете западнаго прогресса и восточнаго застоя" (стр. 92).

Мы позволимъ себе остановиться несколько подробнее на последнихъ строкахъ, какъ заключаюпщхъ въ себе мысль, которая ИМЄЄТЬ важное значеніе во всемъ историко-философскомъ воззрЄніи автора "Россіи и Европы": 1)

Данилевскій признаётъ, что результаты деятельности преемственн^хъ цивилизацій превосходить результаты цивилизацій уединенныхъ. Этого не могло бы быть, если бы преемственный цивилизаціи, такъ сказать, не работали надъ некоторымъ общимъ дЪломъ и, съ этой точки зрЄнія, въ исторіи ихъ не было общей нити: ее можно отрицать въ исторіи всего человічества, но слЬдуетъ признать въ исторіи известной его части (исторической par excellence). Эту пить онъ самъ опредЄлиль, какъ прогрессъ. 2)

Самъ Данилевскій сбивается на оспариваемую имъ точку зрінія, называя труды перечисленныхъ цивилизацій последовательными и говоря, что эти цивилизаціи своевременно (?) смі- няли одна другую. Въ ^самомъ ділі, онъ здісь упускаетъ изъ виду современность отдельныхъ культурно-историческихъ типовъ, находившихся между собою во взаимодійствіи и "трудившихся" одновременно, хотя и не одновременно выступившихъ на историческое поприще: египтяне и ассиро-вавилоно-финикійцьі (допуская существованіе такого "типа"), равно какъ и евреи, поздніе ихъ выступивпие, развивались одновременно, не будучи, вмісті съ тімь, типами уединенными; ихъ цивилизаціи доживали свой вікь въ то время, когда тоже одновременно дійствовали греки и римляне, ибо римская цивилизація никогда не сміняла греческую, и, съ точки зрінія самого же Данилевскаго, въ Римской имперіи нужно признать существованіе двухъ различныхъ типовъ, если ужъ нельзя допустить сліянія греческой и римской цивилизацій въ одну цивилизацію, которую многіе и називають греко- римской, какъ самъ Данилевскій называетъ цивилизацію европейскую-романо-германской. 3)

Такимъ образомъ, есть цивилизаціи уединенныя и не- уединенныя (мы сейчасъ дадимъ понять, почему мы не назы ваемъ ихъ преемственными). То, что разрознено, обособлено, уединено, не можетъ входить въ какую-либо систему: оно стойтъ вні системы, если только посліднему слову не придавать неподобающего ему смысла. Следовательно, китайскій и индійскій типы находятся вні системы исторіи, которая именно тімь и создается, что отдельные народы постепенно приходять въ со- прикосновеніе между собою и пріобщаются къ некоторой общей жизни. Начало этой общей жизни,-все болЄе и болЄе расширяющейся, такъ что теперь и Китай, и Индія выходятъ изъ своего уединенія,-современные историки относятъ къ ХУІІ вЄку до

P. X., когда египетскій фараонъ Тутмесъ I началъ завоеваніе Сиріи и дошелъ до Ассирійскаго государства. Въ ціломь все- мірной исторіи, которое мы должны мыслить, какъ прошедшее, настоящее и будущее человечества, уединенность все боліє и бол*Ье уступаетъ місто общенію въ двухъ его формахъ-одновременности и преемственности, и съ этой точки зрінія уединенность есть только временное состояніе. Этимъ исторической наукі и ставится задача прослідить, какъ постепенно къ нікоторому общенію народовъ, цивилизацій и культурно-историческихъ типовъ присоединялись, конечно, съ разными зачатками и результатами, ті или другіе, дотолі уединенные народы, цивилизаціи и культурные типы.

Такимъ образомъ, естественная система исторіи дается са- мымъ ея ходомъ: система эта вьвоззрініи, совершенно правильно отвергаемомъ Данилевскимъ, была искажена стремленіемь втиснуть въ нее то, что стояло вні ея, и расположить ея части по нікоторому апріорному плану 1). Что же сділаль Данилевскій? Вмісто естественной, хотя и искаженной, а потому нуждающейся въ значительныхъ поправкахъ системы, онъ далъ чисто-искусственное разділеніе на самобытные типы, совершенно произвольно создавая типъ "ассирійско-вавилоно-финикійскій", но не считая возможнымъ говорить объ общей греко-римской цивилизаціи и полагая между греками, римлянами и новыми европейцами такую же грань въ своей системі, какъ, наприм., между египтянами, китайцами и перувіанцами. Правда, онъ говорить еще о различіи между типами уединенными и преемственными, чЬмъ только-что указанная грань уничтожается, но въ этой невольной уступкі отрицаемой имъ естественной системі онъ сохранилъ какъ разъ то, что въ посліднюго было привнесено искусственно, а именно ту идею, что единственная форма международная историческаго общенія есть преемственность, въ силу которой отдельные народы "трудятся последовательно11 и цивилизаціи "своевременно сміняють* одна другую, какъ это и сказано у Данилевскаго на стр. 92. Отвергнувъ въ оспариваемомъ взгляді съ невірннмь и вірное, Данилевскій незамітно для самого себя первое опять принялъ въ свою систему. Все на той же 92 стр. говорится, что преемственныя цивилизаціи передавали одна другой плоды своей діятельности, "какъ матеріали для питанія или

4) Ср. Осн. вопр. фил. ист., кн. I, гл. Ш.

какъ удобреніе той почвы, на которой долженъ былъ развиваться послідующій типъа, и непосредственно за этимъ перечисляются преемственные типы, изъ которыхъ, значить, каждый предыдущей "питалъ и удобрялъ" каждый послідующій, а именно, какъ мы уже виділи, типы египетскій, ассирійско-вавилоно-финикій- скій, греческій, римскій, еврейскій и германо-романскій. Конечно, невозможно ставить ихъ въ такое отношеніе преемственности, въ какомъ находятся типы римскій и германо-романскій, о которыхъ у Данилевскаго (стр. 93) сказано такъ: "народы, соста- влявшіе Западную Римскую имперію, въ новой своей формі подвергшись германскому образовательному принципу, носять названіе романскихъ народовъ".

Даліе, по ученію Данилевскаго, на долго народа, кромі положительной діятельности культурно-историческаго типа, можетъ выпасть еще или "разрушительная діятельность такъ на- зываемыхъ (sic!) бичей Божіихь, или служеніе чужимъ цілямь въ качестві этнографическаго матеріал а". Въ мірі человічества,- говорить Данилевскій,-кромі положительно-діятельннхь культурныхъ типовъ или самобытныхъ цивилизацій есть еще временно появляющіеся феномены, смущающіе современниковъ, какъ гунны, монголы, турки, которые, совершивъ свой разрушительный под- вигъ, помогши испустить духъ борющимся со смертью цивили- заціямь и разнеся ихъ остатки, скрываются въ прежнее ничтожество". Разберемъ и это місто. Гунны, монголы и турки названы здісь "временно появляющимися феноменами, смущающими современниковъи: конечно, можемъ мы сказать, они существуютъ не временно, т. е. не въ извістний только моментъ, когда своимъ появленіемь смущаютъ современниковъ этого момента, принад- лежащихъ къ другимъ народамъ, а потому, очевидно, выражаясь такимъ образомъ, Данилевскій иміль въ виду не вообще всю исторію каждаго изъ такихъ "феноменовъ", а именно появленіе ихъ на сцені такъ называемой всемірной или, если хотите, международной исторіи. Въ противномъ случаі, и о цоложи- тельныхъ культурныхъ типахъ пришлось бы сказать, что они появляются (т. е. возникаютъ и исчезаютъ) временно, такъ какъ вічнаго ничего въ исторіи ніть. И такъ, исторію . отрицатель- ныхъ діятелей человічества" Данилевскій мыслить по отношенію къ нікоторому большему, чімь одинъ народъ или "типъ" цілому, и мы тімь боліє иміемь право это утверждать, что самъ онъ опреділяеть и ихъ роль во всемірной исторіи. Мы уже виділи, что, по Данилевскому, цивилизаціи "своевременно41 сміняють одна другую: теперь мы узнаемъ, что "временно по- являющіеся феномены41 "помогаютъ испускать духъ борющимся со смертью цивилизаціямь",-очевидно, если сопоставить это місто съ разобраннымъ раньше, для того, чтобы расчистить "почву, на которой долженъ развиваться послідующій тшгъ". Исполнивъ такую задачу, отрицательные діятели человічества "скрываются въ прежнее ничтожество"; посліднее, конечно, не есть небьітіе и существованіе безъ всякаго значенія въ псторіи гЬхъ народовъ, которые соединены между собою извістннми связями взаимодійствія и преемства, но ничтожество въ такомъ смислі по отношенію къ преемственнымъ типамъ можно было бы приписать и типамъ уединепнымъ, живущимъ (или, вірніе, жпвпшмъ) an und ftir sich.

Кромі положительныхъ и отрицательныхъ діятелей, Данилевскій признають еще третью группу племенъ, играющихъ роль лишь этнографическаго матеріала.

Посмотримъ теперь, что можетъ еще означать указанное разділеніе историческихъ народовъ на положительныхъ й отри- цательныхъ діятелей человічества. Нельзя представить себі вещи, которая иміла бы положительное пли отрицательное значеніе безотносительно къ чему бы то ни было. "Временно появляюпцеся феномены" названы отрицательными діятелями по отношенію къ цивилизащямъ, ими разрушаемымъ, но для себя они нічто все-таки созидаютъ, и положительными діятелями ихъ нельзя назвать только по отношенію къ друтимъ народамъ, которымъ они ничего не дають, да и не могутъ дать по бідности своей культуры. Такимъ обраэомъ, для себя каждый народъ есть діятель положительный, а если Данилевскій нікоторне народы признаетъ положительными діятелями par excellence, то конечно, главнымъ образомъ, по ихъ значенію для другихъ народовъ. Что мы не вытягиваемъ изъ словъ автора того смысла котораго они въ себі не заключаютъ, доказательствомъ этому могутъ служить слідующія строки на стр. 91: "только народы, составлявшіе эти культурно-историческіе типы (т. е. уже пере- числявшіеся), были положительными ТИПАМИ въ исторіи человічества; каждый развивалъ самостоятельнымъ путемъ начало, заключавшееся какъ въ особенностяхъ его духовной природы, такъ и въ особенныхъ внішнихь условіяхь жизни, въ которыя они были постановлены, и этимъ вносилъ свой вкладъ въ общую сокровищницу". Есть, значить, исторія человечества (хотя и не цЄлаго) не въ смислі только простой суммы отдільннхь нащональныхъ исторій, разъ признаётся у него (хотя и не у всего) "общая сокровищница". Впрочемъ, эта общая сокровищница содержитъ въ себі, по общей мнсли Данилевскаго, вклады, остающіеся частною собственностью отдільннхь типовъ, хотя въ приміненіи къ частнымъ явленіямь жизни онъ самъ высказнваетъ мысль діаметрально-противу по ложную. Данилевскій довольно часто діпаеть зкскурсіи въ область исторіи наукъ, и тутъ ему приходится указывать на то, какъ единая наука проходила въ своемъ развитіи черезъ разные культурно-историческіе типы- Наука иміегь свою преемственную линію отъ грековъ черезъ римлянъ и романо-германцевъ кънамъ, славянамъ, но такія же преемственный линіи существуютъ и у религіи (вспомнимъ одно христіанство), и у философіи, и у искусства, и у другихъ эле- ментовъ культуры. Возможность такихъ преемственныхъ ЛИНІЙ, сливающихся въ нікоторой, общей для исторіи многихъ народовъ линіи, обусловливается возможностью передачи и заимствован^ элементовъ культуры народомъ отъ народа. Мы сейчасъ и будемъ говорить о мысляхъ Данилевскаго объ этомъ посліднемь предметі, а только что оконченный отділь нашего разбора заключимъ общимъ внводомъ, который можно изъ него сділать. Данилевскій совершенно основательно вооружился противъ обычнаго построенія всемірной исторіи и высказалъ по этому поводу много вірннхь замічаній (впрочемъ, давннмъ давно приходившихъ въ голову и другимъ, какъ мн могли бн это доказать), но, строя свою систему исторіи, онъ отвергъ ВМЄСТЄ СЪ ТІМЬ ТО вірное, что заключается въ критикуемомъ представленій, допустивъ, однако, въ свое собственное нікоторня невірння мысли отвергнутой системи.

Кромі того, общественнымъ наукамъ приписывается Дани- левскимъ исключительно національний характеръ, "такъ какъ тутъ и самый объекгь науки становится нацюнальнымъ*, итЬмъ не мєнЄє самъ авторъ этой мысли пытается создать .естественную систему, которая пміеть общечеловіческій объекгь, а потому, повидимому, должна была получить и ннтернаціональное значеніе.

Напомпивъ эти два противорічія, приступимъ къ разбору того, что можно назвать самою сутью теорій Данилевскаго.

Законы историческаго движенія, которые Данилевскій фор- мулируетъ въ пятой главі своей книги, "^ытекаютъ,-по его собственнымъ словамъ,-изъ группировки явленій этого развитія по культурно-историческимъ типамъм (стр. 95). Тутъ для насъ все неясно. Во-первыхъ, что значить "группировка явленій историческаго развитія по культурно-историческимъ типамъ-? Во-вторыхъ, какъ изъ какой бы то ни было группировки могуть вытекать законы? Правда, законы эти называются общими выводами, и тогда діло, пожалуй, объяснится, но не въ пользу законовъ: Данилевскій даль известную схему для группировки историческихъ явленій въ главі IV, а въ главі V сділаль нісколько общихъ изъ нея выводовъ, и такимъ образомъ несовершенство схемы должно отразиться и на достоинствахъ выводовъ. Однако, и это обьясненіе мы не можемъ назвать вполпі пригоднымъ: по существу діла эти выводы вовсе не выводы, а напротивъ, основанія, на которыхъ держится самая схема. А есть истина, а потому и "вытекающее" изъ него В истинно; при боліє же внимательномъ разсмотрініи діла оказывается, что именно А изъ В-то и "вытекаетъ". Не законы историческаго развитія, формулируемые Данилевскимъ, вытекаютъ, какъ выводы, изъ группировки историческихъ явленій по культурно-историческимъ типамъ, а, наоборотъ, сама группировка эта основывается на признаніи упомянутыхъ законовъ, по крайней мірі, на двухъ изъ нихъ, изъ которыхъ первый гласить о самобытности цивилизаціи отдільннхь племенъ или семействъ народовъ, а другой-о непередаваемости началъ цивилизаціи одного куль- турно-историческаго типа народамъ другого типа (стр. 95). Правда, самобытность и непередаваемость, о которыхъ говорится въ началі главы У, не "вытекаютъ" изъ того, что говорилось въ конці главы ІУ о преемственности передачи плодовъ діятель- ности, о результатахъ, достигнутыхъ последовательными трудами нісколькихь цивилизацій (стр. 92), но зато группировка явленій исторіи только по культуриымъ типамъ, действительно, выте- каетъ изъ принимаемыхъ Данилевскимъ за законы историческаго развитая самобытности и передаваемости цивилизацій: разъ аждая цивилизаціи самобытна и непередаваема, единая нить въ исторіи НЄСКОЛЬКИХЬ даже преемственныхъ культурно-историческихъ типовъ существовать не можетъ. Въ этомъ, ВЄДЬ, И заключается вся суть историко-философскаго открнтія Дани- левскаго.

Переходимъ теперь къ самымъ "законамъ развитія куль- турно-историческихъ типовъ".

Законъ 1-й формулируется Данилевскимъ въ такихъ сло- вахъ: "всякое племя или семейство народовъ, характеризуемое отдйльнымъ языкомъ или группою языковъ, довольно близкихъ между собою для того, чтобы сродство ихъ ощущалось непосредственно, безъ глубокихъ филологическихъ изысканШ, составляете самобытный культурно-историческій типъ, если оно вообще по своимъ духовнымъ задаткамъ способно къ историческому развитію и вышло уже изъ младенчества" (стр. 95). Комментируя другой законъ (именно пятый) несколькими страницами дальше, Данилевскій совершенно основательно указываетъ, между про- чимъ, на то, что цивилизаціонному періоду въ исторіи каждаго народа предшествуетъ "длинный подготовительный періодь", когда "закладываются ТЄ особенности въ складе ума, чувства и воли, которыя составляютъ всю оригинальность племени, на- лагаютъ на него печать особаго типа общечеловЄческаго развитія и даютъ ему способность къ самобытной деятельности" (стр. 112). Этой доисторической основы племенной самобытности или оригинальности мы, разумеется, отрицать не будемъ, равно какъ не станемъ высказывать СОМНЄНІЯ И относительно того, что безъ способности къ развитію вообще и безъ некоторой стенени развитія и НЄТЬ ВОЗМОЖНОСТИ НИ ДЛЯ какого племени достигнуть значенія культурно-историческаго типа. Но вотъ что неверно въ первомъ законе Данилевскаго. Во-первыхъ, если "всякое племя или семейство народовъ, характеризуемое отдЬльнымъ языкомъ или группою языковъ, довольно близкихъ между собою для того? чтобы сродство ихъ ощущалось непосредственно, безъ глубокихъ филологическихъ изысканШ,-составляешь самобытный культурно- историческій типъ", то какимъ образомъ, съ одной стороны, очень близкія между собою въ лингвистическомъ отношєніи племена, каковы индійскіе арШцы и иранцы, напримеръ, образовали два различные типа, а, съ другой стороны, къ одному тішу отнесены романскія и германскія націй, сродство между языками которыхъ непосредственно не ощущается, и опять-таки къ одному типу отнесены вообще всЬ православные народы? Во-вторыхъ, правда ли еще й то, что въ основі каждой самобытной культуры находится всегда одно племя? НовЄйпгія изслЄдованія древнЄйіпихь цивилизацій Востока указываютъ на зарожденіе ПОСЛЄДНИХЬ среди своего рода "смЄшенія языковъ". Древнейшая Халдея, ГДЄ зарождается самобытная цивилизація, была населена племенами разныхъ расъ, туранцами, кушитами и семитами, и современные историки пытаются определить, чтб каждымъ изъ этихъ племенъ было внесено въ общую халдейскую культуру. Какъ европейскій типъ былъ образованъ, по Данилевскому, романскими и германскими націями, причемъ къ нимъ примкнула часть славянства, составляющего особый типъ, такъ и въ древности возможно было разділеніе одного племени или семейства народовъ на разные типы (вспомнимъ обособленіе евреевъ отъ другихъ семи- товъ) и сліяніе разныхъ племенъ для образованія одного типа. Первый свой законъ Данилевскій считаетъ "не требующимъ болыпихъ поясненій", говоря, что "сомневаться въ немъ невозможно" (стр. 96). Напротивъ, въ теорій Данилевскаго это есть основной принципъ, который потому и требовалъ бы обьясненій, а, главное, доказательству гЄмь болЄе, что именно онъ порождаешь разныя недоумЄнія. Между ТЄМЬ, Данилевскій развитію своего положенія посвящаетъ всего полторы страницы (96-97), да и то на этихъ полутора страницахъ сказано еще кое-что по поводу закона 2-го, формулированная такимъ образомъ: "дабы цивилизація, свойственная самобытному культурно-историческому типу, могла зародиться и развиваться, необходимо, чтобы народы, къ нему принадлежапце, пользовались политическою независимостью". ПОСЛЄДНІЙ законъ, действительно, не требуетъ никакихъ поясненій, но о первомъ, повторяемъ, этого сказать нельзя. Не возражая здесь Данилевскому по существу, а указывая только на недоказанность главнаго его тезиса, мы прибавимъ еще, что обьясненіе культурно-историческихъ явленій въ жизни народовъ ихъ племеннымъ происхожденіемь порождаетъ массу ошибокъ и недоразумЄній, разъ всЄ отдельные моменты такого обьясненія не подвергнуты строгому анализу: позволю здЄсь себе сослаться на IV главу Ш книги своихъ "Основныхъ вопросовъ философіи исторіи", ГДЄ доказывается, что такъ называемая "теорія расы" (въ сущности, и принимаемая Данилевскимъ въ основу его системы исторіи), страдаетъ крайнею невыработанностью своихъ понятій и недоказанностью своихъ положеній. И у автора "Россіи и Европы* ніть точнаго опреділенія отдільныхъ пондтій, входящихъ въ его основной тезисъ. Что такое племя? Что такое группа языковъ, довольно близкихъ между собою? Что значить для племени "выйти изъ младенчества"?

Данилевскій самъ находить, что "боліє подробная разсмо- трінія и разьясненія требуетъ третій законъ культурно-историческаго развитія", и отводить этому разсмотрінію и разьясненію восемь съ половиной страницъ (97-105). Изъ всЬхъ пяти фор- мулъ, поміщепньгхь въ началі главы V, именно этотъ законъ 3-й, в місті съ первымъ, и составляешь всю суть историко-философской теорій Данилевскаго. Читается онъ такъ: "начала цивилизаціи одного культурно-историческаго типа не передаются наро- дамъ другаго типа. Каждый типъ вырабатываетъ ее для себя, при болыпемъ или мепынемъ вліяніи чуждыхъ, ему предшество- вавшихъ или современныхъцивилизащй" (стр. 95). Прежде, нежели мы перейдемъ къ объяснешямъ самаго Данилевскаго, мы иміемь право остановиться на этомъ тезисі самомъ по себі, такъ какъ подобные тезисы обыкновенно формулируются съ особенною точностью. Віроятно, авторъ недаромъ употребилъ здісь выражеше "начала цивилизаціи" для обозначенія чего-то такого въ цивилизаціи, что не передается, говоря для краткости, изъ типа въ типъ, ибо, очевидно, онъ допускаетъ передачу чего-то изъ цивилизаціи въ цивилизацію, такъ какъ говорить самъ о внработкі от- дЬльныхъ цивилизаціи, подъ вліяніемь другихъ, немыслимой безъ нікоторой передачи, или безъ нікотораго заимствованія. Истолковывая такимъ образомъ мысль Данилевскаго, заключающуюся въ третьемъ его тезисі, мы иміемь полное право изложить этотъ тезисъ нісколько иначе, при чемъ, какъ сейчасъ увидитъ читатель, мы и въ внраженіяхь не будемъ отступать отъ под- линнаго текста. 3-й законъ Данилевскаго.

Начала цивилизаціи одного куль- турно-историческаго типа не передаются народамъ другого типа. Каждый типъ вырабатываетъ ее для себя при бблыпемъ или меныпемъ вліяніи чуждыхъ, ему предшество- вавшихъ или современныхъ цивили- 8ац1й.

Наша его формулировка.

Каждый культурно-историческій типъ вырабатываетъ собственную цивилизацію, начала которой непередаваемы народамъ другого типа, но которая иными своими элементами можетъ окааывать бблыпее или меньшее вдіяніе на другія современный или посл'Ьдующія цивилизаціи. Мы позволили себі только вставить одно подчеркнутое выражеше, дабы непередаваемымъ "началам?*" цивилизаціи противоположить нічто, по мысли самого автора, передаваемое. Наїпе толкованіе оказывается непроизвольнымъ. Въ самомъ конці своихъ разъясненШ на тезисъ третій Данилевскій говорить: "Народы иного культурнаго типа могутъ и должны знакомиться съ результатами чужого опыта, принимая и прикладывая къ себі изъ него то, что, такъ сказать, стойтъ вні сферы народности, т.-е. выводы и методы положительной науки, техническіе пріемн и усовершенствованія искусствъ и промышленности. Все же остальное, въ особенности все, относящееся къ познанію человіка и общества, а тЬмъ боліє до практическаго приміненія этого познанія, вовсе не можетъ быть предметомъ заимствованія, а можетъ быть только принимаемо къ свідінію-какъ одинъ изъ элементовъ сравненія-по одной уже той причині, что при раз- рішеніи этого рода задачъ чуждая цивилизація не могла йміть въ виду чуждыхъ ей общественныхъ началъ и что, слідовательно, рішеніе ихъ было только частное, только ее одну боліє или меніе удовлетворяющее, а не общепримінимое" (стр. 105). Эти слова подтверждаютъ наше толкованіе, и мы иміемь право передать 3-й законъ Данилевскаго такъ: "Каждый культурно-исто- рическій типъ вырабатываетъ собственную цивилизацію. Все въ ней, кромі научныхъ и техническихъ элементовъ, въ особенности же все, относящееся до познанія человіка и общества и до практическаго приміненія этого познанія, непередаваемо на- родамъ другого типа. За то каждая цивилизація своими научными и техническими элементами можетъ оказывать большее или меньшее вліяніе на другія цивилизаціи".

Само собою разуміется, мы должны согласиться съ Дани- левскимъ, когда онъ утверждаетъ, что вся цивилизація какого- либо типа, взятая ціликомь, непередаваема: могутъ передаваться только отдільнне ея элементы. .Передать цивилизацію какому- либо народу,-говорить онъ,-значить заставить этотъ народъ до того усвоить себі всі культурные элементы (релипозные, бытовые, сощальные, политическіе, научные и художественные), чтобы онъ совершенно проникнулся ими (стр. 99). Однако, мы принимаемъ это положеніе лишь съ оговоркой: полное заимство- ваніе цивилизаціи мы считаемъ невозможнымъ только для народовъ, достигшихъ извістной ступени развитія, а не для такихъ племенъ, которыя самъ Данилевскій называетъ этнографическимъ матеріалом?». Доказательства, имъ приводимыя, совершенно излишни: ніть надобности указывать на то, что ни у одного народа не-египетскаго происхожденія не принималась египетская культура, что индійская цивилизація ограничилась народами, которые говорили языками санскритскаго корня, что евреи также не передали никому своей культуры и т. д. (стр. 97 и слід.), хотя утверждать все это можно лишь съ оговорками. Итакъ, важно то, что передаются и заимствуются только отдельные элементы цивилизаціи. Но какіе? Мы виділи, какъ рішаеть этотъ вопросъ Данилевскій, и тутъ приходится просто удивляться. "Все относящееся до познанія человіка и общества, а тімь боліє до практическаго приміненія этого познанія вовсе не можетъ быть предметомъ заимствованія, а можетъ быть только принимаемо къ свідінію". Или эта формула неполна, или Данилевскій позабылъ на время такіе три крупные факта, какъ распространеніе христіанства, буддизма и магометанства, вы- шедшихъ за предільї своихъ типовъ. Уже это одно можетъ заставить усу мниться въ вірности третьяго закона Данилевскаго. Мы могли бы привести и другіе примірьі передачи такихъ элементовъ культуры, непере дав аемость которыхъ утверждается Данилевскимъ, но это было бы лишнимъ въ виду того, что самъ онъ признаётъ ихъ передаваемость для того, чтобы отрицаніе замінить неодобрешемъ: заимствованія бываютъ, но они вредны, ибо подавляють ростки самобытнаго развитія (см. стр. 100, 101, 104). Это уже другая точка зрінія. Вредъ заимствований авторъ, между прочимъ, доказываетъ, ссылаясь на то, что могло бы быть, если бы не гибельное заимствованіе. "Если бы,-разсуж- даетъ онъ,-потомки этрусковъ продолжали слідовать боліє свойственному ихъ племени пути, римская наука не была бы, можетъ быть, столь ничтожна и безплодна": виновата греческая наука, какъ греческое искусство виновато въ томъ, что "задавило самобытное творчество" тіхь же этрусковъ (стр. 100). Оказывается при этомъ, что римская цивилизація, по Данилев- сному, развивалась несамобытно, къ ея великому несчастью (стр. 99;: тамъ, гді автору "Россіи и Европы" нужно доказывать вредъ заимствованій, къ его услугамъ являются факты, забываемые тогда, когда нужно доказывать самобытность и непере- даваемость цивилизаціи. По его словамъ (стр. 99), "латинофилъ" Катонъ былъ правъ, отстаивая самобытное развитіе, ибо "при- нятіе чуждыхъ греческихъ элементовъ или отравило, или, по меньшей мірі, поразило безплодіемь всі ті области жизни, въ которыя они проникли". Не будь греческаго вліянія, "самобытная" римская философія не была бы столь безплодна, хотя безплодіе римской философіи самъ же Данилевскій объясняете тімь, что умозрительное направленіе греческаго ума было несвойственно людямъ латинской расы (стр. 100), т. е. сваливаетъ вину съ заимствованія на неспособность. Прославляя римлянъ за ихъ право, въ которомъ они были самобытны (стр. 99 и 101), онъ забыв аетъ, что своимъ совершенствомъ право это обязано прившедшимъ въ него элементамъ греческой философіи. Послід- няго обстоятельства не выкинешь изъ исторіи, да и самъ Данилевскій думаетъ еще, напр., что зтрусскія наблюденія надъ полетомъ птидъ и надъ внутренностями животныхъ (т. е., въ сущности, способы гаданія) могли бы привести къ научнымъ изслідованіямь "при світі особливо Аристотелевой философіи" (стр. 100); это могло бы быть и не быть, а то, на что мы сей- часъ только указали, действительно, было въ римскомъ праві при світі греческой же философіи. Впрочемъ, Данилевскій ділаеть еще одну уступку: пожалуй, и заимствовать можно, но только, такъ сказать, изъ прекраснаго далека. "Еще около трехъ сто літій,-говорить онъ о началі среднихъ віковь,-про до л- жалъ сгущаться мракъ варварства въ Европі, чтобы подъ тінью его успіли окріпнуть своеобразна начала вновь воз- никающаго культурно-историческаго типа, и чтобы типъ этотъ могъ начать безопасно пользоваться плодами исчезнувшей цивилизаціи, которая изъ дали прошлаго не могла уже дійство- вать съ такою силою соблазна, какъ при непосредственномъ соприкосновеніи" (стр. 103).

Послі всіхь этихъ разьясненій намъ кажется, что подъ тезисомъ Данилевскаго: "начала цивилизаціи не могутъ передаваться" скрывается его дезидератъ: "элементы культуры не должны заимствоваться". Первому противорічать факты, а потому его историческая наука можетъ только отвергнуть, но съ тЬмъ ббльшимъ правомъ второй займетъ подобающее ему місто въ "кодексі славянофильства". Кто хочетъ доказательства, тому рекомендуемъ прочесть на стр. 99 и 102 о римскихъ "латино- филахъ" и о совіті "не вступать въ тЬсныя сношенія съ другими народами, дабы съ заимствовашемъ обычаевъ и нравовъ не потерять своей самобытности".

По поводу того же третьяго своего закона Данилевскій говорить еще объ историческомъ преемстві. "Вся исторія,-говорить оиъ,-доказываешь, что цивилизація не передается отъ одного историческаго типа къ другому; но изъ этого не слі- дуетъ, чтобъ они оставались безъ всякаго воздійствія другъ на друга,-только это воздійствіе не есть передача и способы, которыми распространяется цивилизація, надо себі уяснить" (стр. 103). Уясненію этому Данилевскій посвящаетъ посліднія три страницы изъ тіхь 81/* страницъ, которыя отведены вообще доказательству третьяго закона. Способовъ распространенія цивилизаціи авторъ "Россіи и Европы" признаётъ три: пересадку съ одного міста на другое, прививку и нічто вроді "вліянія почвеннаго удобрепія на растительный организмъ" или "улуч- шеннаго питанія на организмъ животнаго". Термины и упо- добленія взяты авторомъ изъ ботаники или даже изъ "садовод- ной практики", причемъ цивилизація сравнивается съ расте- ніемь: ее, напримірь, англичане "пересадили" в'ъ Сіверную Америку и Австралію; черенокъ цивилизаціи греки яікогда "привили" къ египетскому дереву; почвенному удобренію соот- вітствуегь принятіе того, что стоить в ні сферы народности, т.-е. выводы и методы наукъ, техническіе пріемн и усовершен- ствованія. Данилевскій рекомендуетъ, конечно, улучшенное пи- таніе, но съ упомянутыми оговорками, лишь бы припиманіе чужой пищи не было заимствованіемь началъ цивилизаціи: посліднее, какъ нічто сопряженное съ передачей цивилизаціи со стороны того, у кого заимствуютъ, есть прививаніе къ себі чужеяднаго растенія. Подъ передачею цивилизаціи, по словамъ Данилевскаго, обыкновенно и разуміють прививку, а она, какъ доказывается это "физіологическою теоріей и садоводною практикой*, не приносить пользы тому, къ чему прививается не въ одномъ физіологическомь, но и въ культурно-историческомъ смислі (стр. 104).

Чтобы ужъ не выходить изъ области садоводныхъ аналогій, въ которую вводить насъ Данилевскій обьясненіемь преемства, мы позволимъ себі нарушить порядокъ и привести раньше четвертаго закона эаконъ 5-й, формулированный такъ: "ходъ развитія культурно-историческихъ типовъ всего ближе уподобляется тімь многолітнимь одноплоднымъ растеніямь, у которыхъ періодь роста бываетъ неопределенно продолжителенъ, но періодь цвітенія и плодоношенія относительно коротокъ и истощаетъ разъ навсегда ихъ жизненную силу" (стр. 96). Семь посліднихь страницъ главы (стр. 111-118) содержите въ себі объяснеше этого закона, къ которому мы теперь и перейдемъ. Исторію каждаго типа Данилевскій ділить на три большіе пе- ріода: первый періоде, это-время безсознательной, чисто-этно- графической формы быта (древняя исторія), второй-время государственная стремленія (средняя исторія), третій-періодь цивилизаціи, время быстрой растраты накопленныхъ силъ, послі чего наступаешь апатія самодовольства или апатія отчаянія. Мысль, лежащая въ основі этой схемы, не новая, хотя еще во- просъ, есть ли это роковой законъ *). Ho поводу своей схемы Данилевскій ділаеть много частныхъ замічаній, отличающихся вірностью взгляда, и именно, благодаря тому, что въ общемъ указанный замічанія вірньї, ему приходится нерідко противо- річить своему основному принципу. Напримірь, переходъ типа отъ того, что онъ называешь состоятемъ государственнымъ, въ состояніе цивилизаціи, по его мнінію, обусловливается вніш- нимъ культурнымъ вліяніемь: "знакомство съ восточною мудростью,- говоришь онъ, - опреділяешь (вмісті съ персидскими войнами) вступленіе Греціи въ періодь цивилизаціонннй; или; "знакомство съ Греціей вводить Римъ въ періодь цивилизаціи"; или еще: "знакомство съ греко-римскою цивилизаціей черезъ византійскихь эмигрантовъ... открываешь періодь цивилизаціи" романо-германскаго типа (стр. 117). Мы, конечно, далеки отъ возведенія тіхь фактовъ въ законъ и еще меніе склонны такъ різко отділять цивилизаціонннй періодь отъ государственнаго, но во всякомъ случаі приведенные самимъ Данилевскимъ факты не подкріпляють, по крайней мірі, его теорій о самобытности. Съ другой стороны, и тутъ онъ возвращается къ той мысли, что культурно-историческіе типы сміняють другь друга своевременно: когда одинъ дойдешь до своего рода совершенства, начинаешь свою діятельность другой, чтобы развить другую сторону духа человіческаго (стр. 116). Этимъ всей исторіи въ ціломь приписывается нікоторий планъ, а онъ не можетъ мыслиться безъ своего рода единой нити.

"Законъ 4-й". Цивилизація, свойственная каждому культурно-историческому типу, тогда только достигаеть полноты, разнообразія и богатства, когда разнообразны зтнографическіе элементы, его составляющіе,-когда они, не будучи поглощены однимъ политическимъ цЪлымъ, пользуясь независимостью, со- ставляють федерацію или политическую систему государствъ" (стр. 95-96). На пашъ взглядъ, заявленное этимъ тезисомъ условіе "разнообразія этнографическихъ элементовъ, составляю- щихъ типъ", противоречить основному принципу перваго закона, по которому въ основі каждаго типа должно лежать одно племя. Если же для устраненія этого противорЄчія принять, что указываемое Данилевскимъ разнообразіе есть уже результата разложенія первоначально-единаго племени, то почему каждый такой новый "элементъ" не составляешь особаго типа? Съ понятіемь этнографическаго элемента авторъ теорій типову обращается, при томъ, довольно произвольно; ОТДЄЛЬННЯ евро- пейскія націй играютъ у него роль такихъ же этнографическихъ элементовъ романо-германскаго типа, какъ зллинскія племена (іонійцн, дорійцн и т. д.) въ типе греческомъ (стр. 106). И ЗДЄСЬ все подгоняется къ тому, чтобы отграничить типы одинъ отъ другого. Для непредубЄжденнаго историка греки были такою же національностью, каковыми въ наше время являются англичане, итальянцы, немцы, французы и т. д., съ ТЄМЬ ТОЛЬКО различіемь, что греки въ цветущую пору своей исторіи ни съ однимъ народомъ не составляли высшей единицы, которую можно было бы уподобить современной Европе. Если греки были типъ, то типами являются и французы, и немцы, и англичане и т. д., но они уже сообща вырабатываютъ свою цивилизацію, втягивая въ эту работу и другія націй, которыя отъ нихъ поотстали, и надъ нацюнальнымъ типомъ, выше котораго ничего не хочетъ знать Данилевскій, выростаетъ нЄчто, стремящееся стать общечеловЄческимь. Съ другой стороны, если національний типъ самъ является, какъ продуктъ взаимодЄйствія разнообразныхъ племенныхъ элементовъ, входящихъ въ составь націй, то почему интернаціональное взаимодЬйствіе неспособно къ произведенію аналогичная синтеза съ некоторымъ правомъ на предикатъ общечеловЄчности? Для защиты своего положеній Данилевскому приходится прибегать къ весьма рискованнымъ средствамъ, приходится отрицать историческую индивидуальность европейскихъ націй во имя общаго "европейская типа", ихъ поглотившая, и приходится отрицать общую исторію разныхъ народовъ, поскольку она возможна при взаимодЄйствіи и преемстве націй,-отрицать на этотъ разъ во имя индивидуальности типовъ.

"Нечего говорить, - читаемь мы у него, - объ отдельной исторіи Францій, Италіи и Германій; такой исторіи, собственно говоря, на ділі и нЬтъ вовсе, а есть только исторія Европы съ французской, итальянской, німецкой или англійской точки зрінія, съ обращеяіемь преимущественная вниманія на собнтія каждой изъ этихъ странъ" (стр. ill). Гді нужно настаивать на общности, тамъ Данилевскій совершенно забываетъ ея относительность и отвергаетъ индивидуальность, и, наоборотъ, тамъ, гді ему нужно выдвинуть на первый планъ эту послі днюю, и ея относительность имъ забывается, и всякая общность отвергается: "какъ скоро мы выйдемъ изъ границъ культурная типа,- продолжаетъ онъ,-будетъ ли то въ древнія или въ новыя времена, то общая исторія разныхъ типовъ становится въ обоихъ случаяхъ одинаково невозможною" (стр. 111). У итальянца ніть своей исторіи; его исторія есть исторія Англіи -J- Германій -f- Испаніи-|-Италіи-f-ПортугаліяФранцій-f-Швеціи и т. д. съ "итальянской точки зрінія". Ніть общей исторіи и у цивилизованной части человічества: есть только исторія отдільннхь типовъ,- о преемстві которыхъ, въ случаі надобности, можно и забыть.

Полагаемъ, что послі всея этоя можно назвать куль- турно-историческій типъ, какъ научное понятіе, долженствующее заново перестроить историческую науку, чімь-то неопреділен- нымъ и противорічивнмь, а приміненіе этого понятія къявле- ніямь действительности довольно-таки произвольнымъ.

исторіи. Вотъ ихъ-то и было бы слишкомъ долго разбирать въ подробностяхъ, а потому и здісь мы остановимся только на глаьномъ.

Что тутъ главное, на это указываешь намъ издатель книги, г. Страховъ, который въ конці своего предисловія говорить следующее: "Вся теорія Н. Я. Данилевскаго можетъ быть раз- сматриваема, какъ некоторая попытка объяснить положеніе ела- вяпскаго міра въ исторіи,-эту загадку, аномалію, эпициклъ для каждаго европейскаго историка. Въ силу того исключительнаго положенія среди другихъ народовъ, которому въ исторіи ніть вполні равнаго приміра, славянамъ суждено изменить укоре- нившіеся въ Европі взгляды на науку исторіи,-взгляды, подъ которые никакъ не можетъ подойти славянскій мірь". Объ этомъ-то и поговоримъ теперь.

Передавая мысли Данилевскаго, намъ постоянно приходится наталкиваться на противорічія. Отрицая въ принципі общую исторію культурныхъ типовъ, а вмісті съ нею и всякое историческое построеніе, въ которомъ отдільнне типы играли бы роль особыхъ моментовъ развитія, авторъ "Россіи и Европы" не приміняеть этого своего принципа къ раземотрінію дійстви- тельной исторіи. На двухъ посліднихь страницахъ его книги мы читаемы "Главный потокъ всемірной исторіи начинается двумя источниками на берегахъ древняго Нила. Одинъ, небесный, божественный, черезъ 1ерусалимъ и Царьградъ достигаешь, въ невозмущенной чистоті, до Кіева и Москвы; другой, земной, человіческій, въ свою очередь дробящійся на два главныя русла культуры и политики, течетъ мимо Аеинъ, Александріи, Рима, въ страны Европы, временно изсякая, но опять обогащаясь новыми, все боліє и боліє обильными водами. На Русской землі пробивается новый ключъ справедливо обезпечи- вающаго народныя массы общественно-экономическаго устройства. На обширныхъ равнинахъ славянства должны слиться всі эти потоки въ одинъ обширный водоемъ". Вотъ вамъ и отрицаемая Данилевскимъ общая исторія нісколькихь типовъ-еги- петскаго, еврейскаго, греческаго, римскаго, романо-германскаго и славянскаго: единство въ началі ("берега Нила") и единство въ конці ("равнины славянства"), въ середині дві лині?, изъ которыхъ одна есть "небесное" начало, проходящее черезъ исторію евреевъ ("1ерусалимъи), Византійской имперіи ("Царьградъ") и Россіи (.Кіевь и Москва"), а другая-"земная", объединяю- щая исторіи грековъ ("Аеины и Александрія"), римлянъ ("Римъ-) и "странъ Европы". Въ этой схемі типы ставятся одесную и ошую, и одинъ и тотъ же типъ (греческій) оказывается разо- драннымъ пополамъ между небеснымъ ("Царьградъ") и земнымъ ("Авины и Александрія") потоками всемірной исторіи, если только не согласиться съ Данилевскимъ, что Византійская им- перія "никогда не была греческою въ этнографическомъ смислі этого слова", какъ онъ утверждаешь на стр. 402.

11о такому представленію хода "всемірной исторіи" (самъ Данилевскій употребляешь это слово, хотя и неточно) Россія является преемницей Византіи, "Европа" (т.-е. Западъ)-преемницей Рима. Авторъ не объясняешь намъ, подъ какой способъ распространенія цивилизаціи (пересадки, прививки или удобренія) подходятъ оба эти преемства вообще или каждое изъ нихъ въ отдільности. Въ главі XII (о восточномъ вопросі) Данилевскій проповідуеть уже теорію историческихъ наслідій, по которой отдільнне типы продолжаютъ работу, начатую другими типами. "Великія историческія мысли не пропадають,-говорить здісь авторъ.-Если человікь, употребляя данную ему долю свободы несоотвітственно съ общимъ, непонятнымъ ему историче.скпмъ планомъ собнтій, начертаннымъ рукою Промысла, можетъ замедлить его вьгаолненіе и временно исказить его линіи,-планъ этотъ, все-таки, довершается, хотя и иными, боліє окольными путями... И Римъ, и Византія уже изжили свои творческія силы и должны были передать свое наслідіе (Данилевскій, конечне, разуміеть здісь "великія историческія мысли") новымъ народамъ. Наслідниками Рима явились германцы, наслідниками Византіи-славяне; и въ этихъ народахъ должна была ожить віковая борьба, которая велась всякимъ "оружіемь между Грецією и Римомъ" (стр. 333). Въ посліднєй схемі Визінтія является преемницей Греціи (по крайней мірі, Македоніи), тогда какъ по схемі, данной въ конці книги, Царьградъ непосредственно связанъ съ Іерусалимомь. Такимъ образомъ, и въ своей схемі "всемірной исторіи- Данилевскій колеблется, перетасовыя типы, народы, эпохи и потоки, смотря по надобности: когда намъ нужно быть наслідниками небеснаго начала, Данилевскій обязательно приводить насъ черезъ Царьградъ прямо въ Іерусалимь, минуя Грецію съ ея земнымъ началомъ; но лишь річь заходить о восточномъ вопросі, который могъ бы быть " рішень въ спра- ведливомъ и истинно-полезномъ для человічества смнслі" чуть ли не Филиппомъ Македонскимъ (стр. 332), авторъ приводить насъ къ Греціи. Кстати, въ только-что приведенныхъ словахъ онъ признабтъ возможность пользы для всего человечества тогда какъ въ другихъ містахь (гдЄ это нужно) признаётся имъ существованіе только типовыхъ интересовъ, а интересъ человечества предоставляется відінію ОДНОГО Бога (стр. 108-109).

Данилевскому поставили въ заслугу то, что онъ отвергъ единую нить въ исторіи человечества. Если бы авторъ "Россіи и Европы" былъ поел ідо вателенъ, то онъ долженъ былъ бы сказать, что каждый типъ развивается и живетъ особо и что общей исторіи ніть, и затімь уже не отступать отъ этого принципа, но именно непоследовательность лежить въ самой основі его книги. Данилевскому хочется охранить славянскую самобытность отъ "Европы" и разрешить восточный вопросъ въ пользу славянскаго типа: ради первой ціли онъ готовь превратить культурные типы чуть не въ подобіе животныхъ породъ, свойства коихъ отъ одной къ другой не передаются, ради второй ціли онъ македонскую, византійскую и русскую исторію сли- ваетъ въ одно цілое и всей вообще исторіи приписываете имъ самимъ придуманный планъ, которому и придаетъ провиден- ціальное значеніе (стр. 334 и слід.), словно вся исторія клонится только къ благополучному разрішенію восточнаго вопроса. Напр., по его мнінію, "общая идея, существенный смыслъ магометанства заключается въ той невольной и безеознательной услугЬ, которую оно оказало православію и славянству, оградивъ первое отъ напора латинства, спасши второе отъ поглощенія его романо- германствомъ, въ то время какъ прямые и естественные защитники ихъ лежали на одрі дряхлости или въ пеленкахъ дітства" (стр. 343), "Съ возникновеніемь самобытной славянской силы турецкое владычество потеряло всякій смыслъ, магометанство окончило свою роль. Царство Филиппа (Македонскаго) и Константина (Великаго) воскресло на обширныхъ равнинахъ Россіи" (стр. 348) Итакъ, Нровидініе иміеть извістннй планъ въ веденій судебъ человічества, и Данилевскій раскрываетъ этотъ планъ, а ему ставится въ заслугу отверженіе имъ единой (т.-е. общей) нити исторіи. До какой степени Данилевскій способенъ забывать то, что только-что самъ сказалъ, покажетъ, кстати, сравненіе двухъ мість изъ главы о восточномъ вопросі. Стр. 340. Утверждаютъ, что магометанство ооставляегь форму ре- лигіознаго сознанія, хотя ц уступающую высотою своего ученія хри- стіанству, но за то лучше применимую къ одареннымъ пылкими страстями народамъ Востока. Не останавливаясь на томъ, что такое понятіе несообразно съ достоин- ствомъ христіанства (которое или такое же заблужденіе, какъ и прочія вЪровашя человечества, или нм-Ьетъ характер истины вселенской, при- мннимои ко есїьмг впкамъ и ко вспмг народамъ), мы видимъ, что такому взгляду противоречить исторія.

Стр. 341. Главнымъ попршцемъ жизни и деятельности магометанства были не страны, населенныя язычниками, дм которыхъ учете Христово было бы слишкомъ высоко. Мы не станемъ разбирать тіхь мість книги, гді Данилевскій старается доказать превосходство славянъ въ прошедшемъ, настоящемъ или только въ будущемъ, надъ иными народами (см. особенно главы УIII-о различіяхь въ психологическомъ строй, IX-о различіи віроисповідномь, X-о различіяхь въ ході историческаго воспитанія, ХУІІ-о славянскомъ культурно- историческомъ типі); здісь господствуетъ произвольный субъ- -ективизмъ пристрастія, превращающій науку въ публицистику, и съ этой стороны книга Данилевскаго не разъ разбиралась. Но вотъ на чемъ слідуеть еще остановится. Мы сейчасъ только виділи, что Данилевскій своею теоріей типовъ хочетъ оградить самобытность Россіи (славяне+греки и румыны тожъ) отъ обще- человіческой цивилизаціи и что своимъ построешемъ всемірной исторіи, наоборотъ, Россіи онъ навязываетъ нікоторую миссію, которая ей достается, по его представленію, отъ Греціи, Маке- доніи, Византіи, т.-е. смотря по тому, откуда идетъ къ намъ нічто не нами начатое, оно объявляется или общечеловіческимь, т.-е. безсмысленнымъ и вреднымъ, или напшмъ кровнымъ діломь, законно доставшимся намъ по наслідству: западная цивилизація или восточная традиція суть или одинаково, если можно такъ выразиться, общечеловічнн (въ условномъ только смислі), а потому (по логикі Данилевскаго) намъ чужды, или одинаково общечеловічнн и потому (по обыкновенной логикі) способны быть нами восприняты. Почему же Данилевскій одно называетъ общечеловіческимь въ дурномъ, съ его точки зрінія, смислі, прямо иногда отрицая даже его реальное существованіе и, во всякомъ случаі, не совітуя его заимствовать, а другое такое же, не нами же выработанное и, притомъ, общее многимъ народамъ, не только не относить къ этой категорій, хотя и придаете ему характеръ вселенскоаги, но даже ділаеть нашимъ достоя- шемъ par excellence?

Теорія культурно-историческихъ типовъ, лежащая въ основі научной стороны "Россіи и Европы", вся расчитана на то, чтобы быть научною основой нашего обособленія отъ "Европы", которая, главнымъ образомъ, и является у Данилевскаго представительницей начала "общечеловічности" (стр. 462 и слід.). Въ параллель съ этимъ йдуть указанія на то, что Европа насъ ненавидить (стр. 20 и слід.), не понимаетъ (стр. 49, 62 и слід.), не признаёшь насъ своими (стр. 50), что, съ другой стороны, Россія не принадлежитъ, не можетъ и не должна принадлежать къ Европі (стр. 60, 432 и др.), что Россіи должно бороться съ Европой (стр. 472), что, наконецъ, во всемъ мы и европейцы- полная противоположность (см. главы VIII, X и XVII). Съ точки зрінія того обособленія культурно-историческихъ типовъ, которое принимаешь Данилевскій за основную идею своей исторической теорій, все это весьма логично, но въ такомъ случаі нужно было уже быть логичнымъ до конца и такъ же обособить сла- вянскій (или вірніе, славяно-греко-румннскій) типъ и, съ другой стороны, нужно было бы доказывать, что всі культурныя особенности и историческія задачи этого типа вытекаютъ изъ однихъ свойствъ племени, т.-е. в пол ні самобытны. Но тушь-то Данилевскій и допускаешь въ самыхъ широкихъ размірахь отклоненія отъ основъ своей теорій: тутъ, именно, на первый планъ выдвигаются историческое преемство, передача религіознаго и полити- ческаго наслідія отъ Іерусалима и Маке доній-черезъ Царьградъ-Кіеву и Москві, и славянскій типъ входитъ звеномъ въ нічто иміющее одинаковое право съ западно - европей- скимъ на названіе общечеловіческаго (конечно, въ условномъ смислі). На нашъ взглядъ, противорічіе объясняется просто: для такого опреділенія отношеній Россіи къ Востоку и Западу у Данилевскаго были свои субъективныя основанія, но онъ хошЬлъ придать имъ значеніе основаній объективныхъ. Теорія культурно-историческихъ типовъ, не лишенная, конечно, мно- гихъ вірньїхь мыслей, выдвигается какъ аргументъ противъ нашего сблпженія съ Европой, но при этомъ забывается, что тотъ же самый аргументъ могъ бы быть съ такимъ же правомъ употребленъ противъ всякихъ наслідій, полученныхъ нами отъ предшествовавшихъ культурно-историческихъ типовъ, и съ точки зрінія теорій это было бы столько же логично, сколько и не- основательно съ точки зрінія исторической науки, признающей фактъ постоянная пріобщенія боліє молодыхъ народовъ къ боліє старымъ цивилизащямъ. И самому Данилевскому не удалось доказать непередаваемости началъ цивилизаціи (стр. 95): начавши доказывать одно (именно эту непередаваемость), онъ сталъ доказывать нічто другое, заключающее въ себі уже отри- цаніе того, чтб доказывалось раньше (это другое-вредъ заим- ствоваяій, признанныхъ тутъ уже возможными); но, приміняя посліднее къ нашимъ заимствованіямь у Европы, разсматривая европейничанье, какъ болізнь русской жизни (стр. 283 и слід.), по отношенію къ древнимъ перюдамъ нашей исторіи онъ забы- ваетъ оба тезиса, т.-е. и тезисъ о непередаваемости, и тезисъ о вреді заимствований. Или и европейское вліяніе въ новой русской исторіи, и византійское вліяніе въ древней одинаково были гибельны для славянской самобытности, или каждое изъ нихъ, въ свое время, обогативъ славянскій типъ новыми цивилиза- цюнными началами, самобытности нашей существеннымъ образомъ не нарушило, причемъ въ обоихъ были и полезная, и вредная для насъ стороны.

На этомъ мы и покончимъ съ разборомъ собственно исторической теорій Данилевскаго, не касаясь другихъ сторонъ его книги. Общій выводъ предоставляемъ сділать на основаній этого разбора читателю. Мы высказали здЬсь только свои мысли о нікоторнхь мысляхъ Данилевскаго, а не о тіхь предметахъ, о которыхъ онъ трактуетъ: о посліднихь, между прочимъ, намъ уже пришлось высказаться раньше "по случайному поводу, но не по случайной причині", въ статьі подъ заглавіемь "Мечта и правда о русской наукі" ("Русская Мысль- 1884 г., кн. XII, стр. 100-135). Ссылкою на нее и позволю себі окончить свой разборъ "теорій культурно-историческихъ типовъ".

Інформація, релевантна "Теорія культурно-историческикъ ТИПОВЪ."

1. Предисловіе ко II тому.
   Подъ общимъ заглавіемь "Философія иоторіи въ русской литератур-Ь* въ настоящемъ труді перепечатываются статьи объ историко - философскихъ взглядахъ Грановскаго, Данилевскаго, Льва Толстого и Лаврова, четырехъ русскихъ писателей, столь неравнаго значеній и столь неодинаковыхъ міросозерданій. Не смотря, однако, на несходство ихъ взглядовъидаже на различіе предметовъ, которымъ были посвящены ихъ
   
2. Историческое міросозерцаніе Грановскаго
   Въ только-что истекшемъ году исполнилось шестьдесятъ літь по окончаніи курса въ нашемъ университеті Грановскимъ и сорокъ літь со дня кончины Грановскаго послі славнаго профессорства въ Москві. Въ сегодняшнемъ торжественномъ со- браніи нашемъ на мою долю выпала честь произнести передъ гостями, почтившими насъ своимъ присутствіемь, обычную річь, относящуюся къ научной специальности говорящаго. Я не
   
3. 1. Визначте місце дисципліни в системі сучасного менеджменту організацій
   Управління персоналом у єдності своїх різноманітних функцій, суб'єктів і методів виступає предметом науки «управління персоналом». Одночасно ця багатогранна соціальна діяльність і різні аспекти її впливу на підприємство, людину і суспільство є об'єктом аналізу багатьох наук. Управління персоналом - відносно молода наука. Хоча велика кількість її ідей і теорій виникли на початку XX ст. і навіть
   
4. § 6. Типологія держав
   Типологія - це теорія про типи тих чи інших явищ. Коли ми говоримо про типологію держав, то це значить, що йдеться про «поділ» усіх держав, що існували у минулому і існують натепер, на групи, класи - типи. Поділ держав на типи покликаний допомогти з'ясувати, чиї інтереси виражали і обслуговували держави, об'єднані в даний тип. Тип держави - сукупність держав, що мають схожі загальні риси, які
   
5. § 1. Історія ідеї про правову і соціальну державу
   Поняття «соціальна держава» є плодом XX століття, тоді як поняття «правова держава» виникло раніше - у XIX столітті, хоча витоки обох слід шукати в давнині. Вже відомі мислителі антич- 135 ності (Платон, Аристотель та ін.) зверталися до пошуків принципів, форм і конструкцій узгодженої взаємодії влади і права. Античними авторами було вироблено низку положень про правову державу: - про владу
   
6. § 1. Історія ідеї прав людини. Теорія трьох поколінь прав людини
   Історія ідеї прав людини' бере свої витоки в давнині. Вже в Біблії містяться положення про цінність і недоторканність людського життя, рівності людей. В античних державах і країнах Давнього Сходу обґрунтовувалася рівність людей однаковими природними умовами їхнього походження з Космосу, «неба». І хоча за часів рабовласництва і феодалізму панувала ідея про права «вільних» людей (Аристотель, Платон
   
7. § 4. Звичаєве право в сучасних правових системах Африки і Мадагаскару
   Джерела сучасного права країн Африки і Мадагаскару характеризуються «правовою багатошаровістю», яка включає: 1) традиційно-звичаєві норми; 2) норми і принципи, привнесені за часів колоніального панування законами та іншими актами європейських держав; (3) норми загальнотериторіального права, створювані в результаті проведення кодифікації з урахуванням норм звичаєвого 643 права, а також
   
8. ІМЕННИЙ ПОКАЖЧИК
   Авдіснко Михайло (роки н. і см. невід.) - український революційний діяч, член ЦК УСДРП. У 1918 р.- член групи незалежників. У 1919 р. разом з цією групою увійшов до Всеукраїнського ревкому для збройної боротьби проти більшовицького уряду X. Раковського. З 1920 р.- член ЦК УКП. У 30-х роках - репресований. 118, 122 Андрієвська Ольга (роки н. і см. невід.) - член Української партії
   
9. § 2. Методи пізнання в юридичній психології
   Роль методів у розвитку будь-якої науки величезна. "Метод, - писав І. Павлов, - найперша основна річ. Від методу, від способу дії залежить вся серйозність дослідження. При хорошому методі і не дуже талановита людина може зробити багато. А при поганому методі і геніальна людина буде працювати марно і не отримає цінних, точних даних"1. Можна стверджувати, що розвиток юридичної психології як
   
10. Теорія личности П. Л. Лаврова.
    (Къ исторіи соціологіи въ Россіи). Недавно мы присутствовали при зрЄлшцЄ, поражавшемъ многихъ своею странностью и неожиданностью.. Проповедовалось ученіе, которое заявляло себя самымъ прогрессивным!», но бое- вымъ лозунгомъ котораго было отрицаніе за личностью всякаго значенія, какъ деятельной силы въ исторіи. И этому ученію внимали ЦЄЛЬІЯ СОТНИ, можетъ быть, даже и тысячи молодыхъ чело-
    
11. Поняття, класифікація основних засобів та рахунки, що використовуються для їх обліку
    Основні засоби - матеріальні активи, які банк утримує з метою використання їх у процесі своєї діяльності, надання послуг, здавання в лізинг (оренду) іншим особам або для здійснення адміністративних і соціально-культурних функцій, очікуваний строк корисного використання (експлуатації) яких більше одного року (або операційного циклу, якщо він довший за рік). Об'єкт основних засобів - закінчений